Течение Темзы некогда вызвало к жизни и другой временной ритм. Монастырь бригиттинок в аббатстве Сайон и картезианский монастырь Чартерхаус стояли друг напротив друга на разных берегах Темзы, и король Генрих VI повелел, чтобы “немедля по окончании службы в одном монастыре она начиналась в другом и так продолжалось до скончания времен”. Эти беспрерывно возносимые молитвы – духовный образ текущей меж них воды. Темза может служить символом как времени, так и вечности, быть этаким двуликим Янусом, похожим на изваянные головы на мосту Хенли-бридж, глядящие и вверх и вниз по течению. В своей книге “Юная Темза” (1909) Фред Теккер сказал об этом вот как:

Это – неизменный парадокс.

Один отрезок реки, сам по себе малозаметный, может восприниматься как микрокосм национальной жизни. В Брентфорде есть место, где в свое время была переправа. Чуть выше по течению, на северном берегу, находится участок, который несколько столетий называли просто-напросто “Старая Англия”; теперь он обозначается на картах как “Старый Брентфорд”. Совсем близко отсюда в 54 году до н. э. Кассивеллан бился с Цезарем. Здесь же 834 года спустя Оффа Мерсийский держал совет со своими епископами. Здесь же в 1016 году Эдмунд Железный Бок отбросил войско датского короля Кнута на ту сторону Темзы. Здесь же в 1642 году войско Карла I сражалось с армией парламента. Если существуют приречные места, густонаселенные духами прошлого, то вот вам одно из них.

Может быть, именно поэтому движение речной воды часто приводило на ум движение самой истории. Темза вызывает к жизни идеалы прошлого, которые втекают в настоящее и идут к будущему. Когда Тернер, держа на коленях этюдник, плыл по Темзе, река подвигла его на то, чтобы изобразить на ее берегах Дидону и Энея, Помпея и Корнелию и других персонажей мифического и классического прошлого. Не вызвало бы большого удивления даже внезапное появление среди прибрежных тростников верхней Темзы матери Моисея или фараоновой дочери. В здешней воде есть нечто от этой древности.

В иных тернеровских этюдах чувствуется внезапный порыв вдохновения, спонтанная импровизация в миг, когда на бумагу просятся все силы речного мира. На ней порой даже видны дождевые брызги, что подчеркивает погружение художника в природу, в “здесь и сейчас”. Но в некоторых своих оконченных полотнах Тернер дает образы Темзы, которые не назовешь иначе как вневременными. Персонажи пасторальных мифов населяют здесь пейзаж, навеянный классикой. Темза при этом узнаваема: вот окрестности Ричмонда, а вот Виндзор.

Темза содержит в себе все времена. В начале романа Уильяма Морриса “Вести ниоткуда” (1890) рассказчик плывет по Темзе, и река переносит его в далекое будущее. “Какая чистая вода сегодня утром!” – восклицает он. Даже в юмористической книге Джерома К. Джерома “Трое в одной лодке, не считая собаки” (1889) повседневная жизнь конца XIX века на время уходит в сторону, и рассказчик попадает в мир начала XIII столетия. Трудно найти роман или исследовательскую книгу о реке, где не возникла бы греза о прошлом. Темза даже в Лондоне оказывает на человека особое меланхолическое воздействие, уводящее в былые времена: стоя темной ночью на набережной, невольно воссоздаешь нависающие над водой очертания прежнего города. Река – самое старое, что есть в Лондоне, и она не меняется совсем.

25 марта 1952 года Фрэнсис Ноэл-Бакстон, пэр Англии и почитатель реки, решил проверить свою теорию, согласно которой римляне перешли Темзу вброд в районе нынешней Вестминстерской набережной. Надеясь, что под илистым, закручивающимся водоворотами потоком по-прежнему существует некая тропа, он двинулся через реку пешком во время отлива. Глубина, по его оценке, должна была составлять 1,5 м, тогда как его рост равнялся 1,9 м. Но Темза обманула его ожидания. После второй опоры Вестминстерского моста он ушел под воду и оставшийся путь вынужден был проплыть. Река оказалась более глубокой и скрытной, чем он воображал. Так или иначе, лорд Ноэл-Бакстон называл себя “поэтом-археологом” и стремился представить себе реку и ее окрестности, какими они были раньше. Он видел болото, на котором были выстроены здания Вестминстера, перечислял некогда росшие там растения; он рисовал в воображении дворец Кнута и маленький саксонский монастырь, на месте которого потом возникло большое аббатство. Это было своего рода поэтически-археологическое “прочесывание местности”, при котором тому, у кого зрячие глаза, открываются следы прошлого.