Ровно в тот момент, когда он оказался в незнакомом доме, Матвей не думал обо всех этих тривиальных вещах, потому что ему было так холодно, что эта мысль затмевала все удивление от странной обстановки внутри дома, отсутствии электричества и диковинной одежде жильцов. Мать говорила ему, что говорить с незнакомцами нельзя, да и брать у них ничего не следует, но, когда ты сам оказался подобным незнакомцем, что же тебе делать?

Женщину, которая пустила его внутрь, как чуть позже узнал Матвей, звали Дороти Никсон. Это была очень суровая огромная женщина с обвисшим от постоянно нахмуренных бровей лицом и тонкими губами, которые она поджимала, когда была недовольна. То есть почти всегда. Видимо, поэтому ее губы были такими тонкими, считал Матвей. У нее были большие плечи, большая грудь и большие бедра, и конечно же, большие руки, почти мужские, с короткими ногтями и венами на тыльной стороне ладоней. Кожа на них была грубая от постоянной работы и подзатыльников. Поскольку Матвей на собственной шкуре вкусил, что такое подзатыльники миссис Никсон, он мог бы с уверенностью сказать, что сил она не жалела ни на то, ни на другое. И вместе с этим большим телом и некрасивым лицом миссис Никсон досталось некрасивое, но очень большое сердце. Некрасивое потому, что она не любила проявлять свои чувства, а большое потому… Ну, здесь должно быть понятно, почему про человека говорят, что он обладает большим сердцем.

Итак, именно у такой женщины нашел приют мальчик. У нее было четверо детей и муж, который любил выпить, и в целом они были типичной семьей ниже среднего класса в викторианской Англии 1880-х годов из Ист-Энда, а значит, жили как придется, ели, что придется, и занимались, чем придется. В целом, они могли считаться вполне благополучными: мистер Никсон, когда не бывал пьян, водил омнибус, но поскольку он был пьян большую часть времени, за доходы в семье отвечала в основном миссис Никсон. Возможно, именно поэтому она стала таким очень закрытым и довольно грубым человеком.

Миссис Никсон была швеей. Она шила все, что получится, все, что могла, и для любого, кто готов был заплатить пару пенсов, шиллингов или иных монет (можно отдавать и картофелем, луком, лучше всего было отдавать птицей, мясом (в исключительным случаях) и тканями).

В семье Никсонов было четверо детей, как уже было сказано. И все они работали. Старшая – Мэри, ей тогда было уже 18 лет, она работала на улицах и приносила домой неплохой заработок, являясь иногда основным добытчиком в семье, когда у миссис Никсон не бывало заказов. Средняя – Лиззи, 11 лет, разносила кресс-салат и иногда газеты по домам, и даже иногда могла позволить себе ходить в школу, но не слишком часто. Следом шел Майкл, 10 лет от роду, он был мальчиком на побегушках для одного господина, а также помогал сестре с доставкой и матери с поиском клиентов. Самого младшего звали Джим, ему в пору знакомства с Матвеем было всего 6 лет, и он уже тоже работал – трубочистом, и его единственным желанием было никогда не взрослеть (когда Матвей спросил у него, почему он этого хочет, тот ответил, что если однажды не сможет пролезать в трубу, его выгонят с работы взашей. Матвей спросил, что такое «выгонят взашей», на что Джим мрачно плюнул на землю и показал кулак. Вопрос был закрыт).

Когда миссис Никсон впустила его в дом, она тем самым взяла себе на шею еще одного дармоеда (ее слова), однако по причине очень большого сердца (слова Лиззи) по-другому поступить она все равно не могла. После попадания в тепло Матвей сразу провалился в глубокий обморок, а затем еще три дня лежал в горячке, совершенно не понимая, где он находится, и пугая детей и взрослых своими русскими словами. Все поголовно (а в этом доме жило всего 5 семей с детьми) решили, что он мало того, что цыганенок, оставленный позади табора, так еще и полоумный – в странной одежде (которую миссис Никсон вскоре сожгла позади дома, чтобы не смущать людей), со странными привычками и повадками, и конечно, весь дом желал, чтобы Никсоны от него побыстрее избавились.