– Извини, – повинился Мэтью, угрюмо глядя на ее мокрую обувь. – Я не хотел, чтобы так вышло.
– Да все отлично, сегодня так тепло, что обувь быстро высохнет. Ой, мне же совсем некогда с тобой говорить, мистер Колсби надавал мне столько поручений, да и миссис Пирс… – продолжая болтать, она пошла обратно, но у дверей дома обернулась и крикнула:
– Я передам Лиззи, что тебе очень жаль! – очевидно, что от громогласного голоса Эммы об этом услышали не только все обитатели поместья Зонко, но и соседние дома, выходившие сюда стенами. Мэтью против воли покраснел и закрыл лицо рукой.
– Не смотри на меня так, – сказал он Искорке, которая глядела на него своими большими умными глазами, жуя солому. Лошадь моргнула, но ничего не сказала. – Ладно, кончай есть, нам пора, – он залез наверх и вывел коляску со двора, подъезжая к главному входу.
– Мэтью, очень рад видеть тебя в добром здравии! – поприветствовал его мистер Зонко, оправляя свой сюртук и залезая в фаэтон.
– Я тоже, сэр. Куда мы сегодня едем? – спросил тот, закрывая за ним дверь.
– К мадам Спелл, – сказал мужчина, в уголке его рта спряталась улыбка, стоило ему произнести это имя. Может быть, Эмма, склонная видеть романтику даже в разговоре миссис Пирс с мясником по поводу свежей вырезки («Ах, они бы составили такую прекрасную пару! Они оба любят покушать!»), была не так далека от истины в своих фантазиях. Он не сказал «миссис», заметил Мэтью, трогая. Видимо, ее покойный муж был для Зонко лишь несущественной помехой. Сдерживая улыбку, Мэтью повел Искорку по указанному адресу.
К удивлению кучера, молодая вдова жила не так далеко, поэтому он недоуменно поднял брови: зачем было гонять его туда-сюда, если можно было пройтись пешком – сегодня такая прекрасная погода, свежий (почти) воздух, все прямо-таки располагало к свиданию на улице с вдовушкой. Но поскольку его работа состояла не в том, чтобы спрашивали его мнения, он безропотно довез Зонко до его рандеву.
Всю краткую дорогу тот неустанно распинался о достоинствах миссис Спелл: она и образованная, и начитанная, и красивая, и любит путешествовать (она объездила весь мир со своим покойным мужем!), а уж как трагически сложилась ее судьба – овдоветь в таком молодом возрасте (здесь мистер Зонко снова позволял улыбке появиться в уголке рта, что делало его сочувствие не слишком убедительным). Уже почти прошли два года с момента смерти ее мужа, а потому она потихоньку начала посещать светские мероприятия, вернувшись в Лондон после долгого отсутствия.
– Странно, что я никогда о ней не слышал! – удивлялся Зонко, теребя в руках цилиндр. – Но это немудрено: ее муж был заядлым путешественником и военным, он всегда был в разъездах, а она считала своим долгом сопровождать его во всех поездках, потому с замужества редко бывала в Лондоне и совершенно не бывала в свете, хотя положение ей это позволяет. Я – буквально единственный ее знакомый в городе! Невероятно, не правда ли?
Мэтью покачал головой: он не находил в этом ничего невероятного, скорее, много подозрительного, поскольку миссис Спелл смогла за пару дней буквально околдовать обычно стойкого к женским чарам (стеснительного) Зонко. Он давно уже не прислушивался к мужчине, но тому и не нужен был собеседник – лишь слушатель его восторженных отзывов о миссис Спелл. Мэтью сохранял тот же настрой, что и Искорка, ступавшая по мостовой, – полностью равнодушный. Его не покидало странное чувство насчет этой женщины, и все, о чем он думал, это то, что по возможности он хотел бы избежать с ней встречи.
Они остановились у небольшого дома с маленьким садиком перед ним и изящными вытянутыми окнами. Мэтью мельком оглядел его, подмечая, что штукатурка кое-где осыпалась, и в целом здание выглядело, словно в нем давно никто не жил, а теперь внезапно приехал – окна были намыты, кусты подстрижены, а ручки двери начищены до блеска. Из двери тут же выскочил лакей, который поклонился мистеру Зонко.