Остальное время – а Мэтью просидел там еще с полчаса – Аарон скатился в какие-то совершенно пьяные бредни, к которым молодой человек уже не прислушивался, изредка отвечая согласным мычанием. Вместо этого он погрузился в свои мысли, обдумывая ситуацию с Лиззи – почему его задели ее слова? Была ли она «холодна» с ним? Нет, он был уверен, что в груди у девушки бьется намного более доброе и чистое сердце, чем у него самого. Как у ее матери. Мысли его вернулись к Никсонам и проблеме того, что ему все-таки нужно ехать и нужно прощаться. Может, проще уйти по-английски, исчезнуть так же, как он появился? Ему-то будет легче, однако он не мог то же самое сказать о Никсонах. Да и зачем он едет в Россию? Что он хочет там увидеть? Скоро, совсем скоро разразится Первая мировая, затем свержение императора, а дальше большевики. Не лучше ли переждать все это здесь, раз у него нет возможности вернуться? Он машинально дотронулся до подвески на груди.

Подобными вопросами он задавался каждый день, вспоминая по крупицам те фрагменты уроков истории, которые ему преподавали в школе. Шел 1888 год, до конца мирного времени оставалось еще порядочно. Если он хочет съездить и вернуться, со скоростью нынешних путешествий, сейчас самое время отправляться в путь. Но есть ли в этом смысл? Он не знал своих предков – в его семье не слишком много говорили о прабабушках и прадедушках, и самое большее, что он знал – это имена его бабушки и дедушки по материнской линии. Но те были не такими старыми, чтобы родиться в войну, а их родителей он не знал.

– Идем? – ему на плечо неожиданно опустилась широкая ладонь.

– Что? – очнулся Мэтью, глядя на Аарона. Тот еле стоял на ногах.

– Мы же только что решили пойти прогуляться по, этому, как его… ночному Лондону… – пьяно произнес тот. Его маленькие глаза выглядели совершенно остекленевшими. Парень запоздало сообразил, что, не прислушиваясь к собеседнику, он невольно упустил последние минуты разговора и понятия не имел, когда успел согласиться на прогулку.

– Но… – хотел возразить он, однако его уже стянули со стула. В щуплом молодом человеке неожиданно было много силы. Мэтью нехотя повиновался, хотя идти с этим безумцем ему никуда не хотелось. Он решил, что попробует уйти при первой же возможности.

– Пошли-пошли, – торопил его Аарон, пока тот расплачивался. Мэтью неожиданно обнаружил, что у него осталось всего ничего денег, а идти до дома было еще довольно далеко. Он в душе понадеялся, что ему хватит на кэб.

Они вышли из паба, когда ночь уже опустилась на город. Мэтью удивился – ему казалось, что времени прошло совсем мало. Но прохладный ночной воздух уже сгустил туман, и все прохожие невольно превратились в чудовищ, отбрасывающих длинные кривые тени в тусклом свете уличных фонарей. Две такие тени, цепляясь друг за друга, двинулись по улице. Вернее, цеплялся Аарон, который не мог идти прямо самостоятельно и тянул юношу за рукав, вызывая в нем жалость, смешанную с отвращением: должно быть, у него и правда не все дома, и случилось что-то болезненное, раз он напивается до такого состояния.

– Где вы живете? – спросил парень у него, намереваясь проводить его или хотя бы посадить в кэб.

– Тут, недалеко, – отозвался тот. Он как-то позеленел, и его скулы еще сильнее обострились в этой полутьме.

– Я вас провожу, – участливо отозвался Мэтью.

Они побрели по улицам, все глубже заходя в Ист-Энд. Наконец Аарон отворил покосившуюся дверь в ужасного вида дом в узком вонючем переулке, занося ногу над порогом, но неожиданно остановился.

– Ir zent a gut mentsh13, Мэтью, я это запомню, – уже совершенно невнятно произнес он и хихикнул.