От ведьмы пахло горьковатым холодом трав. Но в остальном, вот сейчас, когда не смотрела в упор своими антрацитово-чёрными глазами, она казалась вполне обычной девушкой.
Очутившись на кровати, Адель раскинулась и блаженно улыбнулась.
– Как хорошо, – произнесла она, не раскрывая век, – хорошо, что ты пришёл. Потому что одной в этом всём… Пусто. А они… они ведь ждут… Я перед ними в долгу. И это так душит…
Она нахмурила изящные брови и поджала нижнюю губу.
– Тихо-тихо, я же пришёл, – успокоил Бадвард, догадавшись, что недалеко и до пьяных слёз.
Он натянул край одеяла на девушку и укрыл её. Погладил по плечу успокаивая. Она ещё что-то пыталась сказать, но скоро сдалась сну и засопела.
Охотник завалился на свободную половину кровати и положил руки под голову.
– С этим можно работать, – признался он самому себе, прокручивая в уме расклад под мерное дыхание дрыхнущей без задних ног ведьмы.
***
Поляна, на которой стоял сруб под моховой крышей, ещё была затянута утренним туманом. Но он тут же расступился, когда над макушками сосен показалась ворона, словно испугавшись её. Она приземлилась перед крыльцом. В последний момент потеряла равновесие и едва не завалилась набок. Опустилась на живот. Нахохлилась.
Её форма начала меняться. Птица увеличилась в размерах. Перья полезли из неё, словно что-то выталкивало их наружу. Затрещала кожа лопаясь. Сквозь неё проступила другая – белая и гладкая. Глаза провалились. Клюв сполз вниз вместе с остальными ошмётками плоти.
Адель встала на четвереньки, заглатывая открытым ртом холодный рассветный воздух. Подождала, пока её тело окончательно не приобрело человеческую форму, и только тогда осторожно поднялась на ноги.
Погружая босые ступни в росистую траву, ведьма подошла к большой дождевой бочке у крыльца. Умылась, черпая из неё тёмную воду.
– Чтоб я хоть раз с ним ещё села за стол, – сказала она страдальчески и затопала в дом.
Печь в маленькой кухне успела совсем остыть. Адель потрогала её безнадёжно холодный бок, тоскливо взглянула на чайник и пошла в спальню. Одеяло на узкой кровати осталось смятым – как она и оставила его – и звало уютно устроиться. Ведьма скорчила грозную гримасу и, приняв волевое решение, направилась к сундуку. В нём для неё нашлась одежда.
Устав от борьбы со шнуровкой на платье, Адель села на постель и посмотрела на полку. Там, плотным рядком стояли книги, уставившись на неё потрёпанными кожаными корешками.
– Ой, да ладно, можно подумать, он никогда женское исподнее в руках не держал, – сказала она им. – Ну, найдёт. Ну, положит где-нибудь. Заберу потом. Что я должна была сделать? В клюве с собой принести? Или ждать, пока он проснётся, чтобы всё объяснить?
Книги молчали в равной степени загадочно, укоризненно и безучастно.
– По-моему, он даже очень неплох. Я имею в виду, с ним можно договориться, – добавила Адель помолчав.
Книги не отвечали.
– Вот только не надо это всё начинать. Я знаю, да! Всё знаю. Хватит, заткнитесь уже!
Она вскочила и метнулась на кухню, сердито топая по отполированным столетиями доскам пола. Выставив вперёд правую руку, зашептала тихо и быстро, сплетая руны в заклятие. Они полились потоком сквозь пространство, отделявшее её от плиты. Зашипели в дровах, заискрили зелёным. Вспыхнули, разразившись бледным огнём, и тут же погасли.
– Проклятье, – простонала Адель.
Она опустилась на узкую лавку у стола и поникла, рассматривая свои руки. На каждой чуть выше запястья виднелись шрамы. Три линии, складывавшиеся в виде буквы “Р”.
– Ничего. Может, и не придётся. Дождёмся третьего для начала, – сказала она себе, окидывая взглядом пучки трав под потолком. – А сейчас нужно найти кресало и, наконец, сделать чай.