– Тебе нужно отдохнуть.

– Где… Белик?

– С ним все в порядке, – пробормотала Мирена, подхватывая под руку подрагивающего от слабости сородича. – Он еще отдыхает.

– Третьи сутки кряду?!

– Малыш иногда много спит, – напряженно добавил Шранк, чувствуя, что просто так помирающий эльф от них не отстанет. Сам издохнет, но выяснит, что и как. Ногтями вцепится в доски, зубами прогрызет дорогу, а все равно добьется своего, потому что магия Белки была сильнее. – Еле стоишь уже, ушастый. Еще минута, и нам придется волочь тебя на себе. Так что будь добр – соверши еще один подвиг и вернись в комнату, а то второй раз помощь Белика может и не понадобится. Ты же не хочешь заставить его надрываться, таща твою увесистую тушу через всю таверну?

Он угадал: знакомое имя произвело нужный эффект. Не обратив внимания на «ушастого», Линнувиэль вяло мотнул головой и послушно качнулся в сторону комнаты. Но тут его силы все-таки закончились, и эльф благополучно рухнул, однако заботливые руки вовремя подхватили, подняли и аккуратно уложили на измятую постель, где измученный эльф потерял, наконец, сознание.

Таррэн посмотрел, как суетится над ним Мирена, как озабочено хмурят брови Корвин с Маликоном, как задумчиво глядит в сторону хранителя Сартас, и тяжело вздохнул:

– Только этого нам не хватало.

Шранк мрачно кивнул.

– Тогда, может, прибьем его сразу, чтоб не мучился?

Второе пробуждение оказалось для Линнувиэля гораздо приятнее: ласковое солнце настойчиво светло в распахнутое окно, лицо обдувал прохладный ветерок, в хорошо проветренной комнате не поджидало никаких посетителей, в теле поселилась восхитительная легкость, не имеющая ничего общего с недавней позорной слабостью, а картины прошлого почти утратили свою значимость. И больше не тревожили смятенными мыслями сознание очнувшегося эльфа.

Линнувиэль озадаченно повертел головой и сел, одновременно пробуя на прочность левую руку. Сперва осторожно, а затем все смелее, с радостным удивлением ощущая, что она снова послушна.

Эльф облегченно вздохнул, стремительно оделся, по привычке уделив внешнему виду максимум внимания, опоясался, обул услужливо поставленные рядом с постелью сапоги. Подхватил со стола свои клинки и твердым шагом вышел, мысленно гадая, каким словами обложат его спутники за идею так не вовремя испустить дух. То, что он сглупил, уже понятно – не стоило играть в героя, а следовало сразу спросить знающего человека о яде. Может, тогда и не было бы всего того, что он по собственной дурости себя обрек.

События последних часов помнились ему довольно смутно. Ничего конкретного, кроме обрывков какой-то песни, бесконечно нарастающей боли в изорванном плече, череды испуганных лиц и…

Он вздрогнул, замерев на середине движения и едва не выронив родовые клинки, когда перед внутренним взором, как сквозь бесконечность, медленно проступили знакомые голубые глаза – невероятно крупные, зовущие, манящие. Линнувиэль ошалело потряс головой, и видение исчезло, оставив после себя привкус сожаления и тоски. Причем настолько явной, что эльф поначалу даже растерялся. Но быстро сумел взять себя в руки и, выкинув всякие глупости из головы, спустился в обеденный зал.

– Доброе утро!

– Здравствуй, Линнувиэль, – настороженно отозвался привставший из-за стола Сартас, внимательно ища на лице сородича следы вчерашнего безумия.

– Как себя чувствуешь? – не менее напряженно поинтересовался Корвин. Аззар и Атталис вопросительно подняли брови, а Маликон лишь приветственно кивнул. Но все смотрели на заметно посвежевшего сородича одинаково остро, внимательно, готовые к тому, что тот опять начнет нести форменный бред.