Дороти шагала через весь город по шатким, хлипким причалам, стараясь никому не попадаться на глаза. Солнце выглянуло из своего укрытия, его ослепительно яркий свет заискрил на черных волнах, окрасил весь город золотом.

Она поймала себя на том, что озирается чаще необходимого, и поплотнее укуталась в плащ, будто тонкий слой ткани мог защитить ее от выстрела или ледяной стали клинка. Такие вот солнечные деньки вечно играли с Дороти злую шутку, заставляли поверить, что она в безопасности. Оставить предосторожности. Вот только сейчас это значило подписать себе смертный приговор. Девушка сомневалась, что вообще когда-нибудь окажется в безопасности.

Доска под ногами пошатнулась. Вода хлынула ей в ботинки и вынесла на пристань ядовито-зеленую змейку. Гадина обвилась вокруг лодыжек Дороти, помахивая хвостом. Дороти ругнулась и стряхнула тварь с себя. Та исчезла в волнах.

В голове зазвучали слова Чандры, припомнившей, сколько раз они виделись с Эшем наедине:

Раза три, по-моему. Первый раз – на маскараде, потом в том мрачном баре неподалеку от «Фейрмонта», и еще раз, когда ты его спасла.

Дороти пригладила волосы. Как такое вообще возможно? Она умеет управлять машиной времени, но сейчас у нее ее нет. «Черная ворона» – последняя исправная машина времени, о существовании которой ей было известно, – была заперта в «Фейрмонте», под стражей Фигляров и самого Мака Мерфи. Она никак не могла ее заполучить и остаться в живых.

Волны бились о пристань. Ветер шелестел в ветках белых деревьев. Дороти съежилась под своим плащом, силясь заглушить отчаяние, зреющее внутри. Всякий раз, когда ей казалось, что она вот-вот узнает что-то новое и важное, на пути встречалась очередная стена, очередное препятствие. Это здорово подкашивало.

Она стряхнула капли с ботинок и зашагала дальше. До бара «У Данте» оставалось всего ничего. Фигляры в него не ходят, поэтому там она будет в безопасности. Во всяком случае, какое-то время, за которое успеет чего-нибудь выпить, а может, даже перекусить. Живот заурчал, напоминая о том, что за целый день у нее во рту и маковой росинки не было.

Дороти огляделась – нет ли за ней слежки? Пристань пустовала, волны под ней улеглись. Успокоившись, Дороти подошла к окну, которое служило входом в бар, и пролезла внутрь.

На стенах поблескивали жирные пятна, а в воздухе повис тяжелый запах жареной рыбы и пива. Живот у Дороти болезненно взвыл. Она натянула капюшон пониже, на самое лицо, надеясь, что никто ее не заметит, и пошла через зал, наполненный смехом и беззаботными беседами.

Бар был грязным и тесным. В зале стояли разномастные столы и стулья, с низкого потолка свисали электрические гирлянды, в которых не работала половина лампочек, а у стен виднелось несколько виниловых диванчиков. За барной стойкой висел громоздкий телевизор из 1985-го, но сейчас он был выключен.

Дороти стала ждать у стойки, спрятав под капюшоном лицо и белые волосы. Наконец к ней вышел коренастый паренек в бейсболке.

– Чего желаете, красавица? – спросил он.

– Самогона, – ответила Дороти, припоминая прозрачный напиток, который заказала ей Зора, когда она впервые тут оказалась. – И еды какой-нибудь, если есть.

– Сейчас кухня закрыта, – извиняющимся тоном сообщил бармен. – Но у нас есть протеиновые батончики – Центр присылал – и несколько пакетиков чипсов с черного рынка, если вдруг вас заинтересует.

Дороти облизнула губы. Сейчас ее интересовало все, что только можно съесть.

– Возьму и то и другое, спасибо.

Бармен кивнул, вытирая руки о белый фартук, из-под которого выглядывали мешковатые штаны. Он достал бутылку с прозрачной жидкостью из-за автомобильного диска, служившего частью барной стойки, и наполнил стакан. Потом достал протеиновый батончик и пыльную упаковку с чипсами и кинул их на прилавок.