Юлия подобралась и оставила чашку с чаем:

– Поль, что случилось?

– Сухомлинский взял в плен моего мужа и тащит к окну.

– У нас на этаже?!

– Ага.

Юля вскочила, приказала молодой хамке:

– Найди сиделку Сухомлинского. Бегом, потом поешь!

Вдвоём мы выскочили в коридор.

– Где?

– В том конце, – махнула я рукой.

Юля сорвалась с места, я за ней.

Мальчишка стоял на подоконнике. Стекло он уже разбил, с порезов на руках текла кровь. Боли он не чувствовал, как и почти все здесь.

– Смотри, мужик! Если ты, выпрыгнув из окна, реснешься на кладбище – значит, ты игрок. Если прямо в том месте, где умер, – значит, непись. Усёк?

– Пацан, не дури, – сжимал и разжимал кулаки Денис. Он явно хотел податься вперёд, стащить дурака на пол, но боялся, что тот спрыгнет. – Если ты выпадешь из окна, умрёшь окончательно!

– Неа! – затряс головой Сухомлинский. – Я на два года подписку оплатил!

– Мужчина, отойдите, – прошипела Юля. – Мы разберёмся. Охрана, – так же тихо сказала она в браслет, – у нас летун, четвёртый этаж, второй корпус, восточная сторона, коридор. Растяните что-нибудь на земле, побыстрее.

Денис подошёл ко мне, взял за руку. Я не сразу обратила на это внимание – пространство снова стало двумерным. Только люди остались прежними. И на том спасибо.

В браслете что-то прошамкали в ответ.

– Ярик, зайка, слезай, – заворковала Юля.

– Нет, – упёрся Сухомлинский. – Мужику надо роль определить, я показываю, как!

– Давай, ты на кухне его проверишь? Если съест кусок хлеба – игрок, если откажется – непись.

– А что, разве так можно? – удивился псих.

– Ну конечно! – уверенно ответила медсестра. – Все так делают.

– Да? – с сомнением протянул Сухомлинский. – Ну, не знаю…

– Что происходит? – прошептал Денис мне на ухо.

– Тсс, потом. Не спугни. Пойдём.

Мы осторожно, стараясь не топать, стали пятиться назад.

– Эй, мужик! Ты куда!

– Я здесь, – откликнулся Денис, остановившись. – Давай послушаем женщину и пойдём на кухню, а?

Сухомлинский тяжко вздохнул и кивнул.

– Молодец, – тихонько похвалила я мужа.

Подбежала запыхавшаяся практикантка и гаркнула:

– Сиделка щас прибежит.

– Сиделка?! Модеров на мыло! – завопил парнишка, поднял руки и сделал шаг назад. Из окна.

Денис выругался, подскочил к подоконнику и выглянул наружу.

– Дура! – закричала Юля. – Забудь про зачёт по практике, поняла?! Не сдашь – я для этого всё сделаю!

– Ыыы, – рыдала девчонка, сползая спиной по стенке. – Я не хотела, не думала-а…

– Не думала она. Ваше поколение вообще думать не умеет! Навязали на мою голову!

– Спокойно, дамы. Там внизу успели покрывало какое-то натянуть. Жив ваш пациент.

– А-а-а! – продолжала плакать практикантка.

Юля, разговаривая по браслету, куда-то побежала.

Я потянула мужа в свою палату.

– У него другие симптомы, – рассказывала я, когда мои соседки из деликатности ушли прогуляться, а мы улеглись на кровать и наконец-то, после стольких месяцев, обнялись. – Не как у меня. Мальчик уверен, что вокруг – игра. Он уже полгода не осознаёт, где находится. Девочки говорили, родители огромные средства клинике жертвуют, исследования нескольких направлений финансируют. Надеются, что их сын в разум вернётся. Ладно бы, он играл во что-нибудь фэнтезийное или фантастическое. Ну, чтобы разница заметна была между мирами. Говорят, выздоровление в таких случаях быстрыми темпами идёт. А он в каком-то симуляторе города зависал. Ну, знаешь? Дом построить, семью завести, бизнес и так далее. Всё до безобразия реально.

Я говорила и говорила про Сухомлинского. Про то, какие здесь спецы хорошие работают, про Юлю, с которой сдружилась. В общем, болтала и болтала о ерунде.