– С ней был еще кто-то? – поинтересовался он, не сводя задумчивого взгляда с пленницы.

– Да, – коротко ответил один из гвардейцев. – Двое парней. Одного пришлось убить – он пытался напасть на прибывший патруль с кинжалом. А второй ждет вашего решения.

– Повесить его, – распорядился герцог, и солдат кивнул. Джодок заметил, что девчонка молча разревелась: очевидно, тот был ее дружком. – Пусть эта воровка посмотрит на казнь. А после я хочу, чтобы вы с ней развлеклись, как следует. Таким, как она, должно знать свое место.

Вынося такой приговор, он рассчитывал, что девушка повалится ему в ноги и начнет вымаливать прощение, но он ошибся. В расширенных зрачках плескался ужас, она почти задыхалась от страха, прекрасно понимая, что ее ожидает в будущем, кусала губы до крови, но не сказала ни единого слова. Упрямство и готовность идти до конца, но не признать совершенное ею преступлением, поразили герцога и разгневали его. Он жестом отпустил гвардейцев, задумчиво наблюдая, как бессильно обвисшую в крепких руках девушку выволакивают из его кабинета.

Спустя несколько минут с площади послышался шум, и Джодок не смог совладать со своим любопытством: подошел к окну и с интересом проследил за разворачивающимся зрелищем.

Пойманный на краже дружок девчонки выл, рыдал и молил о прощении; кажется, клялся Светом, что больше так поступать не будет и что его вина слишком мала – им не удалось утащить из хранилища ни зернышка, – а потому он не заслуживает столь сурового наказания. Когда ему стало ясно, что решения герцога не изменить слезными мольбами, парень начал плеваться проклятиями и призывать кары небесные на голову ненавистного народу Ворракийского. Собравшаяся перед местом казни толпа вопила и улюлюкала: бесплатные зрелища, будь то повешение, четвертование или выступление циркачей, вызывали восторг у этих погрязших в невежестве оборванцев.

Девчонка с посиневшими губами следила за тем, как дрыгает ногами висящий в петле парень. Ему не повезло, шея не сломалась, даровав ему быструю смерть, поэтому он долго еще хрипел, пуская пузыри, а после затих, вывалив язык и обмочившись. Его подружке гвардейцы, наслаждавшиеся зрелищем не меньше толпы, не дали даже глаз закрыть, требуя смотреть на происходящее до самого конца – таков был приказ герцога, и ослушаться его никто не посмел.

Солдаты, предвкушающие хорошее развлечение и не желающие долго стоять в очереди, дожидаясь своего часа, споро потащили ее в сторону казарм, собираясь от души насладиться подарком герцога. Джодок посмотрел на то, как молча извивается приговоренная девчонка в руках у гогочущих мучителей, потер переносицу и задумчиво пожевал губами. Кажется, упрямую бесовку не удалось сломать, а это уже было весьма интересно. По крайней мере, для него самого. Герцог резко развернулся и быстро покинул кабинет, отчасти надеясь успеть вовремя.

Наверное, девчонка должна была благодарить Свет за то, что он вошел в полутемное помещение именно тогда, когда капитан отряда сорвал с нее одежду и с удовольствием посмотрел на обнаженную жертву, силящуюся прикрыться руками. Эта дурочка либо совершенно не понимала, что обречена и выхода у нее нет, либо просто отказывалась понимать – в неведении и с надеждой жить куда легче. Другая бы на ее месте попыталась бы хоть как-то поторговаться, надеясь вымолить жизнь хотя бы без серьезных увечий. А там, глядишь, ей бы и несколько монеток перепало, если бы смогла ублажить солдат так, как надо.

– Хватит, – кисло произнес Джодок, когда капитан, до хруста сжав запястья девчонки, перевернул ее и уткнул лицом в пол.