– Красавчики, куда плывёте? Эй, хозяин, продай белокурых мальчиков.

– Не продаются, госпожа, самому нужны.

Наш же путь лежал к греческому городу Солунь или Фессалоники, который в России почему-то называется Салониками. Здесь, где в будущем будут курорты Эгейского моря, на богатой вилле, окружённой полями с пшеницей, садами с оливками и мандаринами, жил и работал почтеннейший, а иначе он себя и не называл, купец Гармах Камарас. Километрах в пяти от поместья располагалась вилла его брата Афиногена.

Прибыв в гавань Солуни, галера пришвартовалась к указанному лоцманом пирсу. Дальше были бизнес-дела Гармаха и портовых властей, после чего купец поехал домой на колеснице с возницей, а мы под присмотром нескольких наёмников потопали пешком вслед за «почтенным».

Вилла мне понравилась, а вот сарай, куда нас определили жить, не очень. Во двор вывалила челядь, свободная от работ в полях, посмотреть на новых жителей усадьбы. Здесь были девушки, дети, взрослые женщины и старики.

Гармах по каким-то своим соображениям сделал паузу и никуда не снаряжал свои корабли. Все экипажи гребцов, прибывая на других кораблях "Гармах и Афиноген компани", как я её про себя назвал, размещались на своих местах в сараях для рабов. Вечером по территории бегали злые здоровые псы, которые нас пока не знали и злобно рычали на новичков. «Надо будет прикармливать эту шайку-лейку, вот только чем, если они жрут мясо, а мы кашу?» – подумал я про себя.

Другая часть рабов была местной элитой. Они проживали в доме и прислуживали непосредственно хозяевам. Ещё часть народа была вольнонаёмной, приходящей на виллу днём на работу.  На территории поместья были обустроены склады, где хранился товар на продажу и  запасы для личного пользования.

Что сказать о своей новой жизни. Я снова оказался на полном обеспечении, то есть денег мне не платили, а если я нашёл деньгу, то обязан был её сдать управляющему Папасу. В личном пользовании я имел переданную мне по наследству от погибших рабов деревянные ложку, плошку и кружку. Ещё у меня теперь была ежедневная рабочая одежда и парадно-выходная. Естественно, все это было самым простым льняным одеянием, без вышивок и  других изысков. Свою нарядную воинскую одежду у меня отобрали ещё в плену, оставив лишь домотканые штаны. Но все равно, их я снял, ибо они у меня для гребли предназначалась, а по территории ходил, как все.

Из молодёжи мне приглянулась одна черноволосая девушка, к которой обращались по имени Рада. Также обратил внимание на двух молодых людей: один толстяк пришёл  нами сразу командовать, а второй парень годков восемнадцати был высокий, кряжистый, очень узколобый с шириной лба в один палец, и угрюмый, на которого многие тётки в возрасте орали, что он тупой.

Я не знал, тупой он или нет, но то, что он был очень спокойным, раз позволял на себя орать всяким недомеркам, было неоспоримым фактом. Однако, когда он без особых усилий приподнял за колесо телегу, вытаскивая её из расщелины в земле, с лежащим на ней зерном весом килограммов в 500, я присвистнул. Звали местного Геркулеса очень  эротично – Мамон.

Нас покормили гораздо хуже, чем когда мы плыли, а дальше, чтобы не расслаблялись, отправили на поля поливать растительность. Полив был делом нужным, но напряжным. Черпать воду мы были должны глиняными амфорами, точнее говоря, их разновидностью: большими, литров на 10-15, горшками для воды под названием динос и поменьше кратер. Мне было непривычно оперировать древними единицами измерений типа локтя, сажени, фунта, парсанга, ритла, литрона, зиры, манны, мискаля, араша или гезы, поэтому я всё переводил в привычные мне метрические значения веса, объёма или длины.