Впрочем, один шанс все-таки имелся. Вместо лабораторных студенты заполняли бесконечные сравнительные таблицы. О, Бенджамин Лоури обожал сравнительные таблицы! Они занимали большую часть в учебных волюмах студиозусов. В них следовало тщательно организовывать материал из учебников. Причем главными критериями оценок были не точность заполнения, а ровно прочерченные линии и аккуратный почерк.

К моему удивлению, у лучшей группы потока под номером «два-пять» восемь волюмов из двенадцати были заполнены одинаковым почерком – мелким, бисерным и хорошо читаемым. Выяснилось, что одна из студенток, Лина Ривз, подрабатывала на заполнении сравнительных таблиц других студентов. Она первой призналась. Со слезами. Остальные ее одногруппники повинились позже.

Я простила всех участников аферы, попросив группу никогда и никому об этом не рассказывать. По крайней мере, мне стало понятно, почему студенты, не способные отличить роговые жвала малой бокоходки от устьиц костоеда, имели по некроинженерии сплошные «хорошо».

Получилось, что в споре с Бетти я была неправа. Все же нашелся один человек, кто искренне оплакивал декана. Лина потеряла неплохой заработок, который ей, стипендиатке и умнице, помогал сводить концы с концами. Я сделала пометку у себя в голове: подыскать для девушки альтернативную подработку, без обмана и вечного страха разоблачения.

В кабинет Лоури меня тянуло, как магнитом. Я уже готова была слегка покопаться в магической печати на его дверях (плевое дело, если знаешь руну), когда дело сдвинулось, наконец, с мертвой точки. Увы, сдвинулось оно совсем не в ту сторону, что нужна была мне.

Ректор Броу вызвала меня прямо во время перемены на ланч. Я поднималась по лестнице, негодуя и ворча про себя. Первый завтрак в тот день я пропустила, предпочтя лишние полчаса сна, а теперь перспектива нормально поесть таяла, как снег.

Однако при виде фра Малены я почувствовала, что, пожалуй, достаточно сыта на сегодня. Ректор сидела, нахохлившись, как сыч, над своим столом с бумагами и свитками. Магические печати отбрасывали нездоровое зеленое сияние на ее лицо.

– Сядь, – мрачно буркнула Малена.

Я аккуратно уселась у монументального стола начальницы. Фра Броу любила и защищала своих преподавателей, даже самых странных. Фра Телингейл, магистр алхимии, тихая, неприметная, неспособная на грубое слово немолодая девушка нашла приют в Дроудоне, когда коллеги по университету довели ее до депрессии и выжили из штата. Благодаря Малене фра Мартис, чуть не скатившаяся в откровенный алкоголизм, смогла отыскать в жизни хрупкий баланс, позволяющий ей исполнять свои рабочие обязанности. И таких было немало.

Я, пожалуй, была самым «нормальным» преподавателем из нашей плеяды. Беатрис доставалось куда больше упреков. Да, при всей своей сердобольности ректор не упускала малейшей возможности, чтобы нас повоспитывать.

– Я тебя очень ценю, Лили, – продолжила фра Броу, сгорбившись над столом. – Ты чудесный преподаватель, студенты тебя любят.

Перед ректором лежали какие-то бумаги с магическими печатями. Начало разговора подсказывало, что все мои розовые мечты о кресле декана накрылись медным тазиком.

– Знаю, что кроме любви к Колледжу тебя здесь ничто не держит, – вздохнула ректор. – И что ты в любой момент можешь упорхнуть. Сколько тебе лет?

– Двадцать три… почти.

– Вот именно, двадцать три. Лучшие годы.

– Я люблю Дроудон, – возразила я. – И упархивать никуда не собираюсь.

А еще я люблю тайны, загадки и справедливость.

– Не зарекайся… иногда сидишь вот так, сидишь, а потом вдруг замечаешь, что на других лужайках трава-то зеленее и слаще, – пробормотала Малена. Она помолчала, кусая нижнюю губу, и заговорила, когда Часовое Око пробило полдень: – Они сами назначили нового декана некроинженерии, со стороны. Я ничего не смогла сделать. Он тоже выпускник нашего колледжа, но у него больше опыта и заслуг. Самый молодой адъюнкт университета, лучший студент Высших курсов Магистериума, член Коллаборации Истребителей.