– Ладно! Bordel de merde![3]

Я встаю, резко открываю холодильник, вытаскиваю две бутылки с водой и с грохотом ставлю перед ним.

– Держи!

– Спасибо, мать твою, – огрызается Тобиас и откупоривает бутылку.

На долю секунды наши взгляды встречаются, и мы заливаемся смехом. Меня ослепляет вид его смеющегося лица. Это неправильно, очень неправильно. Я не могу – и не стану – любоваться весельем в его глазах, ослепительно белой улыбкой или контрастом накрахмаленной белой рубашки на его темной коже. Я не могу восхищаться его скулами, или шириной плеч, или видом ремня на узкой талии. Я мысленно возвращаюсь на поляну, где стою перед ним на коленях, и представляю, как накидываюсь на него.

Я понимаю, что он перестал смеяться и видит, как поднимается и опускается моя грудь, замечает выражение моего лица. Он встает по другую сторону, и его взгляд темнеет.

Положив нож, он проводит рукой по волосам и обхватывает себя за шею, когда заговаривает низким голосом:

– Случившееся той ночью… – он бросает на меня взгляд, – спишем на любопытство.

– Хочешь сказать, что это был не ты, но выглядел как ты?

– Ты ни черта обо мне не знаешь.

– А я и не хочу.

Он проводит ребром ладони по столу, собирая нарезанные овощи в миску. Снова повисает напряженная тишина, но я не отдаю должное за намек на чувство вины, которое он показывает. Даже если бы он произнес самые искренние извинения, меня бы они все равно не удовлетворили.

– Если это был не Тайлер, значит, кто-то другой с собрания рассказал тебе о моем присутствии. Ведь так ты обо мне узнал?

Он на миг замирает, словно обдумывая ответ, а затем кивает.

– Команда из Майами. С некоторыми из них у нас сложности в плане лояльности.

– Из-за водителя, который чуть не убил Шона? Того, которого проучил Доминик?

Тобиас кивает.

– Одна из причин.

– Так я и думала.

– Сейчас у нас с братом разногласия из-за его чрезмерной агрессии. Но не могу сказать, что виню его за это.

Тобиас поворачивается к плите и помешивает пасту, а мне странно видеть его в домашней обстановке. Он скорее похож на успешного предпринимателя. На принципиального карьериста. На того, кто управляет компаниями и трахает свою секретаршу. Ее юбка задрана до бедер, а он входит в нее, затягиваясь дорогой сигарой.

Тобиас точно не из тех, кто выполняет черную работу вроде походов в продуктовый магазин. Вот только все не то, чем кажется, когда дело касается этих окрыленных ублюдков.

– Я чувствую, что ты на меня смотришь, – говорит он, стоя ко мне спиной.

– Спишем на любопытство, – возвращаю сказанные им слова. – Ты ездил в магазин?

– В место, где ты обычно покупаешь еду, а потом ее готовишь.

– Умная задница.

– Чувствую, что на нее ты тоже смотришь.

Чувствуя себя виноватой, я отвожу взгляд.

– Ты очень непринужденно ведешь себя на этой кухне. А если сейчас сюда войдет мой отец?

Тобиас оглядывается через плечо, смотря на меня, и я понимаю, что сказала лишнее.

– Проехали, ты наверняка знаешь его график утренних походов в туалет.

На этот раз Тобиас поворачивается ко мне и обхватывает стойку руками.

– Твой отец сейчас в самолете. И единственное, что он обо мне знает, как я получил выплаты от него, когда он сделал меня одиннадцатилетним сиротой. Уверен, ему стало плевать, что с нами, в ту же минуту, как он от нас откупился.

Тобиасу было одиннадцать – значит, сейчас ему примерно тридцать один.

– Ты уверен, что он виновен?

– Я уверен, что он скрыл случившееся. Уверен, что он чертовски продажный в деловых отношениях, а этого уже достаточно. Но дело не только во мне. Мои мотивы не настолько эгоистичны.

– Я этого и не говорила.