Этот восьмой вошел, ответил общим поклоном на приветствие поднявшихся ему навстречу остальных и сел, не ожидая приглашения, у круглого стола, где были приготовлены бумага, чернила и очиненные перья. Он отодвинул бумагу, вынул из кармана белую кокарду и приколол ее к отвороту своего фрака.

Остальные семь сделали то же самое, только кокарды у них были иного цвета: красная, фиолетовая, синяя, голубая, зеленая, желтая, оранжевая.

У Крыжицкого была желтая.

Главным, как бы председателем, тут был не Крыжицкий, хотя собрались у него, а вот этот, с белой кокардой, пришедший позже всех.

И по росту, и по осанке он выделялся среди них: высокий, стройный, худой, он был уже не молод, насколько можно было судить по его длинным, закинутым назад вьющимся седым волосам. На его лице складками лежали морщины, и только выпуклые черные глаза блестели особенно ярким, несвойственным старости блеском.

Остальные семь человек, нацепив кокарды, особенного подобострастия перед председателем не выказали. Они остались в тех же совершенно непринужденных позах, в каких были раньше. Один даже совершенно развязно обернулся и спросил:

– Ну что, есть известия из Крыма?

Председатель отрицательно покачал головой и ответил:

– Никаких!

– Да что она там, забыла о нас, что ли?

– Экий ты… – стал возражать Крыжицкий, – разве близок свет Крым?! Пока оттуда придет что-нибудь!

– Ну а что этот молодой человек? – обратился к нему председатель.

– Николаев? – переспросил Крыжицкий.

– Да.

– Еще не являлся. Моей визитной карточки тогда, в ресторане, он так и не тронул на столе и даже не прочел моего адреса.

– Надо было все-таки дать ему знать; нельзя ни в коем случае упустить его!

– Я взял его на себя, – успокоил Крыжицкий, – так уж и сделаю все, что нужно. Надо дать ему время почувствовать свое новое положение.

– А где он теперь?

– Нанял комнату у одного чиновника и переехал туда.

– Ну так ты следи за ним, – сказал председатель и, сочтя разговор о молодом человеке законченным, достал из кармана довольно увесистый кошелек и сказал:

– Получена ассигновка из Франции!

Лица у присутствующих посветлели. Один Крыжицкий совершенно равнодушно глядел на то, как председатель раздвигал кольца кошелька и доставал оттуда золотые монеты, блестевшие при свете яркой масляной лампы.

Председатель разложил монеты на семь равных стопок и показал на них: получайте, дескать.

– Надо отдать справедливость, – заметил член этой компании с голубой кокардой, – счет в Париже ведут добросовестно!

– Лишь бы быть здоровым! – улыбнулся другой, пряча деньги в карман.

– А у меня есть новость, – сказал третий, у которого была красная кокарда. – Не знаю только, можно ли будет тут сделать что-нибудь?!

– Говори, а там посмотрим! – остановили его.

– Дело в том, что существует графиня Савищева!

– Ее сын – приятель с моим Николаевым! – вставил Крыжицкий. Он уже называл Сашу Николаича «своим».

– Ну так вот у этой графини, – продолжал начавший разговор, – состояние от умершего мужа, и оно, по завещанию, перешло к ней. Но в этом завещании есть один прелюбопытный пункт: там сказано, что графиня может пользоваться и распоряжаться наследством как собственностью до тех пор, пока она носит фамилию Савищевой. Это муж сделал для того, чтобы она не вышла замуж после его смерти.

– Имение у него, значит, было благоприобретенное, а не родовое, раз он мог оставить его жене, а не сыну? – спросил Крыжицкий.

– Родовое имение у него было пустячное: маленькие земли в Тверской губернии; они перешли к сыну, а деньги у него были благоприобретенные и положены в банк, так что вдова их тронуть не может, а наследство состоит в процентах.