Налсур был одним из тех, кто знал слишком много и не мог себе позволить делиться информацией.

На сгибе локтя он нес черное пальто. Темно-серый костюм-тройка подчеркивал подтянутую фигуру. В глазах декана зияла сама тьма.

– Из-за твоей шалости мне пришлось слушать причитания гера Вида́ка почти четыре минуты, – зло сообщил он, встав напротив меня. – Как ему жаль, как он старался изменить ситуацию; как уговаривал темную геру поступить правильно, но ты была непреклонна; как ему тяжело от мысли, что мне придется испытывать неудобства из-за тебя…

– Чудно́, – улыбнулась я, припоминая толстячка. – Какой милый подхалим. Значит, гер Вида́к?

– Не вздумай причинить ему вред, – тут же приказал Налсур. – Никому здесь. Что бы они ни сделали, Лиара, ты должна…

– Всех понять и каждого простить? – рассмеялась я. – Милый, иногда ты очень забавно шутишь.

В Икоре все знали: темные всегда отдают долги. Как за хорошее, так и за плохое. Таков наш непреложный закон. А еще отличались удивительно хорошей памятью…

Секретарша снова что-то уронила. Налсур же, явно сделав правильные выводы из моих слов, попросил уже мягче:

– Забудь о Видаке. Он не стоит внимания. Есть гораздо более важные кандидатуры.

Мы скрестились взглядами. В приемной повисла напряженная тишина, прерванная секретарем. Девушка чихнула. Налсур нахмурился, посмотрел на нее, и та испуганно пролепетала:

– П-простите.

Я не стала сдерживаться – прикрыла глаза ладонью и произнесла громкое «М-да!». Скрывать собственного отношения к столь вопиющей ситуации не собиралась. Зачем бы такому, как декан некромантов, брать на работу вечно трясущуюся и заикающуюся студентку? Вывод лежал на поверхности. Вернее – на красивом личике с милым вздернутым носиком и пухлыми губками.

– Не х-хотела вам м-мешать, – залепетала девица.

И Налсур изменился, как по щелчку пальцев: принялся заверять помощницу, что все хорошо. А в конце речи совсем меня поразил – широко улыбнулся. Я сначала подумала, показалось. Стоял-то он в профиль. Но, пройдя чуть в сторону и присмотревшись, поняла: точно! Его губы растянулись, обнажая зубы. Не для того, чтобы напугать оппонента многообещающим оскалом, как это делала я, а чтобы понравиться.

Он очаровывал свою секретаршу!

– Хо! – недовольно выдала я.

Налсур резко посмотрел на меня. И указал на дверь в свой кабинет, приказывая:

– Пойдем!

Я пожала плечами и проследовала куда отправили.

– Ни́ла, сделай мне чай и что-нибудь перекусить, – попросил Налсур снова мягким низким голосом. Почти мурлыкающим.

Я даже с шага сбилась.

– А вашей гостье? – тихо уточнила девушка.

– Она параноик, – ответил Налсур, – не пьет и не ест из незнакомых рук. Предлагать бесполезно. Пусть умирает от жажды. Не сочувствуй – Лиара не заслужила.

Озадаченная таким уровнем гостеприимства и откровений обо мне, я задержалась на пороге кабинета и поспешила поддержать беседу:

– Все темные так или иначе параноики, уважаемая Нила. Каждый в своем, – пояснила я секретарше, добавляя дальше громким шепотом: – Например, гер Ардо никогда не поцелует женщину с помадой на губах. Боится, что его СНОВА попытаются приворожить и затащить в постель. Так что все, кто красят губки в расчете на привлечение внимания нашего декана, идут…

– Лиар-ра! – зарычал Налсур. – А не пошла бы и ты… в мой кабинет?

– С удовольствием, – улыбнулась я. – А ты пока можешь сделать для меня чай. Мы ведь не чужие, дорогой. Твоим рукам я доверяю. Они умеют невероятное.

Щеки Нилы вспыхнули алым, под цвет помады. Налсур слегка опустил голову, глядя на меня исподлобья и словно готовясь к магической атаке. Энергетика тьмы в помещении стала настолько ощутимой, что любой светлый немедленно лишился бы чувств. И мне вдруг стало очевидно: мои слова действительно разозлили дорогого друга! Бесстрастный декан факультета некромантии был в бешенстве. Не каждый такое вынесет.