– Добрый вечер, юноша! – Это был громоздкий древний «Даймлер», и из заднего окна высунулась плешивая голова доктора Бермуды, все такого же энергичного и насмешливого.

– Как вы меня нашли? – спросил ошарашенный Фенвилл.

Низкорослый юноша, одетый в черное, вышел со стороны водителя и распахнул для него заднюю дверь. Фенвилл решил не упираться – так сильно ему хотелось очутиться где-нибудь подальше от дома со сфинксами – и залез внутрь. Пейзажи Аркадия-Гарденс вскоре остались позади.

– Мой сын, – сказал доктор Бермуда, кивая на водителя. – И ассистент – заодно. Он знает и ценит мою… профессиональную миссию.

– Откуда вы узнали, что я здесь? – снова спросил Фенвилл.

– Даже несмотря на то, что профессионально вы занимаетесь искусством, а не наукой, – ответил доктор Бермуда, – вы, должно быть, слышали: ученые наконец-то доказали, что свобода воли является иллюзией.

– При чем здесь философия?

– И действительно, при чем? – спросил доктор своим мягким голосом счастливого человека. – Такие дела решаются не философией, а точной наукой. Я специализируюсь – когда мне это нужно, само собой, – на науке о разуме. Науке, подчеркиваю.

– Очень хорошо, – сказал Фенвилл, – но мне не нужен психолог. Извините.

– Я понимаю, – участливо сказал доктор Бермуда. – Пациенты, которым мы поистине нужны, редко хотят иметь с нами дело.

На Бэйсуотер-роуд зажегся свет. После паузы Фенвилл сказал:

– Нет, правда. Я не нуждаюсь в ваших услугах. Я уже выздоровел.

– Отрадно слышать, – ответил доктор.

– Я просто сам себя накрутил. Надумал невесть что.

– Даже с вашей, непрофессиональной точки зрения – не звучит ли подозрительно?

– Я оплачу вам все расходы.

В темноте машины доктор сделал жест, явно подразумевавший, что когда-то он получил образование за пределами Англии. Разговор сошел на нет. Отказываясь взглянуть самому себе в душу, Фенвилл сидел, наклонившись, глядя на тощую спину сына доктора. Уши парня были разного размера, а волосы – хоть и густые, но редкие.

– Он – зеница моего ока, – заметил доктор, который, казалось, действительно обладал способностью следить за мыслями своего пациента. – Ему предстоит стать гораздо более великим ученым, чем я.

Фенвилл ничего не сказал.

– Я трачу слишком много времени на общую практику. Изменяя чистой науке.

Они достигли Мраморной арки[19], и неожиданно машина свернула в переулок налево. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы нарушить оцепенелое спокойствие Фенвилла.

– Куда мы едем? – В его голосе сквозили паника и страх.

Доктор бросил на него мимолетный взгляд. Уличный фонарь сверкнул в его мудрых, усталых глазах.

– Везем вас домой, – сказал он. – Куда же еще?

– Странную дорогу мы выбрали.

– Мой сын, – с гордостью произнес доктор, – знает в этом городе все короткие пути.

Войдя в свою убогую комнату, Фенвилл понял – краткий период бесчувственности закончился. Он, конечно, рассчитывал, что состояние продлится подольше – хоть сколько-нибудь пропорционально потрясениям, которые его вызвали. Через минуту после того, как дверь закрылась, неутоленная страсть и смутный ужас снова охватили его, выжигая на душе каинову печать. Впору было поверить, что доктор Бермуда взаправду помогал Фенвиллу, выручая и утешая одним лишь своим присутствием.

Он сел на высокий табурет и опустил голову на маленький, подержанный письменный стол. Обогреватель не работал. За последние три дня Фенвилл, казалось, не съел ни крошки.

Какое-то время спустя к нему постучались. Он решил не отвечать.

Тогда дверь сама осторожно открылась.

– Вы чего в такой темноте сидите, мистер Фенвилл?

Миссис Старк потянулась к выключателю. Свет заставил его сжаться в комок.