И миссис Сэйер, и присяжные, и толпа зрителей, и Уилл – все они испытывают хладнокровную решимость. Свидетельница опускает плечи, когда Персиваль вежливо прерывает ее:

– Однако ваша начитанность не делает вас экспертом. К тому же – у вас нет сертификата, который подтвердил бы наличие метки сатаны на теле осужденной.

Уиллу не нужен нож, чтобы заставить женщину замолчать. Его пренебрежение заставляет ее онеметь, и он наблюдает, как она, сжав зубы, покидает трибуну. Персиваль подмигивает присяжным, которые, расслабившись, смеются. Звук хохота разносится по галерее. Я замечаю, что Альтамия к нему не присоединяется. Она хмурит брови, и я осознаю, что ее расстроило то, с какой легкостью знания, которыми обладает миссис Сэйер, обесцениваются.

Мистер Хим снова стирает пот со лба и зовет следующую свидетельницу, мисс Эмму Торн, выглядящую невзрачно в своем сером платье, если не считать выбившихся из-под чепца золотистых прядей.

– Вы были подругой ведьмы? – начинает мистер Хим.

– Обвиняемую зовут леди Кэтрин, и она пока не признана виновной по обвинению, которое ей предъявлено, – поправляет его Уилл.

Хим принимает к сведению это замечание, натянуто кивнув.

– Вы были подругой леди Кэтрин? – спрашивает он.

– Да, – подтверждает мисс Торн. – Я была знакома с ней с тех пор, как она поступила работать к ее светлости шесть лет тому назад.

– Вы можете рассказать уважаемому судье, в чем именно вы признались магистратам?

– Она сама сказала мне, что она ведьма, – заявляет мисс Торн Уиллу.

Мистер Хим торжествует, а сидящие на галереях и присяжные начинают громко перешептываться.

Уилл просит тишины, стуча молоточком.

– Она именно так и сказала? Пожалуйста, попытайтесь вспомнить, как именно она произнесла это признание в разговоре с вами.

Услышав этот вопрос, мистер Хим морщится, но мисс Торн спешит все рассказать еще прежде, чем он успевает вмешаться.

– Это произошло два года тому назад. Лорд Гилберт, он тогда еще был молодым господином, глаз с нас не сводил во время церковной службы. Пока он отвернулся, она мне шепнула, что заполучит его. Я ответила, что его родители никогда не допустят такого союза, но тогда…

– Продолжайте, пожалуйста, – подбадривает ее мистер Хим.

– Она на меня так взглянула, что у меня кровь в жилах застыла, и сказала: «Все равно он будет моим».

– В то время вас это не смутило? – спрашивает Уилл.

– Нет, сэр, я даже не думала, что господин смотрел на нее, а не на меня. – В голосе женщины на какое-то мгновение проскальзывает нотка обиды, и она оборачивается на лорда Гилберта. В повисшей тишине я ожидаю, что он встанет и обвинит ее в ревности. Но вместо этого он, покраснев, ставит собственную честь выше жизни супруги.

– А после того, как они поженились, вы сразу же заподозрили ее в колдовстве?

– Нет. – Она бросает короткий взгляд на леди Тевершем, а затем поднимает подбородок и продолжает: – Но потом я нашла восковую куклу, изображающую лорда Гилберта, спрятанную у них под супружеским ложем!

Леди Тевершем удовлетворенно кивает, а ее сын громко протестует, замолкая под взглядом Уилла.

Затем мисс Торн торопливо покидает суд, но ее свидетельства не отклонены.

Мистер Хим позволяет себе минутку самодовольства:

– Я вызову на скамью саму леди Кэтрин?

– Сначала я хотел бы поговорить с лордом Гилбертом, – произносит Уилл после недолгого колебания.

Лорд Гилберт не выглядит привороженным, но Персиваль все равно обязан его об этом спросить.

– Вас приворожили? – задает он вопрос.

– Нет, – отрицает лорд Гилберт. Гордо стоя за трибуной, он повторяет эти слова присяжным, но ни его уверенность, ни непреклонность в том, что его жена – не ведьма, не кажутся им убедительными. В течение всего допроса они смотрят то на Уилла, то на мистера Хима, то на леди Тевершем, словно именно они, а не свидетели, должны решить, какая чаша весов перевесит.