– Я – не драматург. Мне слишком нравится наблюдать за ними со стороны, чтобы пытаться в чем-то их превзойти.

Альтамия раскрывает рот, словно собираясь мне возразить, но вместо этого делает паузу, а затем спрашивает, кто мои любимые писатели.

– Бен Джонсон, Джордж Уизер, Еврипид и Джон Тейлор, сатирик.

Она наклоняется ко мне.

– Сатирик?

– Он написал уморительный диалог между собакой принца Руперта, Бойем, и круглоголовой дворняжкой по имени Перчик. – Альтамия смеется, и я продолжаю: – Если бы у меня был выбор, то я бы, как и он, тоже с удовольствием пустился в приключения. – Печаль в моем голосе застает нас обоих врасплох. – Вы были близки со своим дядей? – Этим вопросом я прерываю эту неловкую задумчивость.

– Нет. – Ее резкий ответ заставляет меня поднять глаза. – Раньше ему доставляло удовольствие смущать меня, перечисляя способы, с помощью которых можно определить причину смерти, а потом его стало раздражать, что я выросла и перестала доверять ему при поиске ответов. Из-за этого я стала смотреть на него иначе. Точнее, осознала, как он воспринимал меня, и мне это не понравилось. – Из-за подобной откровенности на ее щеках разгорается румянец. – Вы скучаете по дому?

– Нет, – признаюсь я и наклоняюсь к ней, чтобы поближе рассмотреть ее темные ресницы. – Я больше скучаю по Оксфорду.

Я отстраняюсь и вспоминаю то ощущение свободы, которое испытывал, когда был чем-то большим, чем незаконнорожденный сын богатого человека. Меня окружали люди, убежденные в том, что способны оставить после себя след на Земле. В какой-то момент я причислял к ним и себя, словно актер, ожидающий за кулисами своего выхода. Но потом появился король со своим двором, состоящим из все быстрее беднеющей знати. Ежедневные развлечения, вроде карточных игр, тенниса и спектаклей, мало помогали в борьбе с солдатами и наемниками.

Альтамия приоткрывает рот, но от необходимости вдаваться в подробности меня спасает появление двух широких сапог, которые останавливаются прямо напротив нее. Брюки мужчины испачканы чернилами, а выражение лица становится удивленным, когда я подаюсь в сторону девушки.

– Мистер Броуд, – разглаживает Альтамия складки на своей юбке, – это мистер Пирс, помощник судьи Персиваля. – Подозрительность начинает сходить с лица мистера Броуда, и я с благодарностью делаю поклон после того, как Альтамия заканчивает меня представлять: – Мистер Пирс – писатель.

Снисходительная улыбка Броуда напоминает мне о моем отце. Я слегка краснею от этой ухмылки.

– Но…

Альтамия, видимо, не замечает этого, потому что продолжает говорить:

– Быть может, вы сочтете его талант достойным печати. У мистера Броуда наверху есть собственная типография, – добавляет она, обернувшись ко мне.

– У нас все уже расписано наперед, – предупреждает Броуд.

Альтамия не готова так быстро смириться с поражением.

– Мой отец, лорд-мэр, был бы благодарен, если бы вы ознакомились с работами мистера Пирса. Я уверена, что и лорд-генерал Ферфакс тоже одобрил бы эту идею.

Мистер Броуд плохо умеет скрывать эмоции, поэтому обращается ко мне так, словно я – его единственный собеседник:

– Вы водитесь с охотником на ведьм.

– Я – секретарь судьи, глубокоуважаемого Уильяма Персиваля.

– Какой позор, – говорит он и обращает наше внимание на стенд с памфлетами, стоящий в углу. Это слова мистера Джона Раша. Самый главный охотник на ведьм в наших краях. Он получил запрос от Парламента, и я уже дважды выпускал новый тираж его последней брошюры.

– Не читал и никогда о нем не слышал, – признаюсь я.

– В ней он написал о стычке, случившейся у него с одним самозванцем близ Ланкастера. Он связал лжеохотника на ведьм по рукам и ногам и бросил в реку. Но тот всплыл и сбежал.