– Попробуй расслабиться, – пробормотала я. – Можешь подсказать, что я ищу? Что это, какого размера, цвета – любые подробности.

Глаза Коула были по-прежнему закрыты:

– Флешка стандартного размера. Черный брусочек не длиннее моего большого пальца.

За последние шесть месяцев я сделала это уже столько раз, что больше не чувствовала ни малейшей боли, но все равно мне нужно было собраться с духом. Его ладонь слегка подергивалась – или, возможно, это была моя? Я стиснула его пальцы своими, пытаясь успокоить нас обоих.

– Вернись в последние мгновения, когда она была у тебя. Попытайся воскресить их в памяти, если можешь.

Коул выдохнул двумя короткими рывками.

Я словно нырнула в спокойную гладь нагретой солнцем реки. Несмотря на усилия, потребовавшиеся, чтобы прорваться сквозь его естественную защиту, в проплывающих мимо мазках красок и очертаниях каких-то предметов не было ничего холодного или неподвижного. Только двигались они слишком быстро. Я увидела зеленое яблоко, одинокие качели, маленького плюшевого мишку, пылающего в пожухлой траве, дверь с накарябанной карандашом табличкой «Не входить!» – словно Коул пытался думать обо всем на свете, кроме того, о чем я попросила.

Он практически обмяк в своем кресле, его голова медленно клонилась к моему плечу. Кажется, я почувствовала, как парень тряхнул ею, и светлые волосы коснулись моей шеи.

– Покажи мне, когда ты потерял карту памяти, – тихо попросила я. – Черную флешку.

Воспоминания проплывали так быстро, словно я выхватывала их из воды. Маленький мальчик в комбинезоне, не старше двух-трех лет, сидел в центре огромного темно-синего ковра и оглушительно ревел.

– Флешка, – снова повторила я. Сцена размазалась и смылась, замещаясь ночным небом и треском костра, отбрасывающего теплый свет на соседнюю палатку и движущиеся внутри силуэты.

– Филадельфия! – прозвучал голос Албана за моей спиной. – Филадельфия, Коул. Лаборатория!

Коул, должно быть, услышал слова мужчины – я почувствовала, как он вздрогнул. Я нажала сильнее, погружая руки в поток, внезапно забеспокоившись, что со мной будет, если я не смогу добиться результата, на который рассчитывал Албан. «Флешка, – подумала я. – Филадельфия».

Воспоминание затрепетало, черное и тихое, словно капля чернил, повисшая на кончике пера. И, вздрогнув в последний раз, наконец, спокойно заструилось. Место действия переменилось, швырнув меня в дождливую ночь. Кирпичную стену слева от меня прорезала вспышка света, потом еще одна – это были автомобильные фары. Я не слышала визга тормозов или рева акселератора, но я была Коулом, видела все так, как видел он тогда – на бегу.

Грязная вода и плывущий в ней мусор клубились вокруг моих лодыжек; я прижала одну руку к стене, ощупывая путь. Бетон вспыхнул, как будто что-то острое чиркнуло по нему, затем снова и снова, пока я внезапно не поняла, что происходит: в меня стреляли, и с каждым разом пули ложились все ближе и ближе.

Я подпрыгнула, ловя черную ступеньку пожарной лестницы, и потянула ее вниз. Руки казались такими жесткими и холодными, что пальцы с трудом сжимались на прутьях, пока я карабкалась вверх. И пока я не перекатилась на шероховатую крышу, подметая волосами сор и трухлявую штукатурку, стрельба не прекращалась. Затем я вскочила и сорвалась с места, перепрыгивая на следующую крышу. На мгновение, пока я парила над нею, я увидела землю. Мигающие красные и синие огни полицейской машины следовали за мной внизу, словно тень, ее издевательское подобие. Порыв ветра над головой проник мне под рубашку, взметнув ее полы.

Я спрыгнула с соседнего здания, пересиливая тошноту от помоечной вони. Нога стукнулась о резиновую крышку контейнера, от силы удара колени мои подогнулись, и я рухнула вниз головой на землю.