Или превратиться в подобие Мартина, используя в качестве оружия собственный мозг?

Мой дядя прослужил в полиции более семи лет, прежде чем ему впервые довелось кого-то пристрелить. Он никогда не рассказывал эту историю целиком. Приходилось довольствоваться урывками от одноклассников, которые прочитали обо всем в газетах. Как я поняла, дело касалось заложников.

Это сломило его. Дядя заперся в спальне родителей и сидел там до тех пор, пока за мной из Вирджиния-Бич не приехала бабушка. Когда я вернулась через несколько недель, дядя вел себя как ни в чем не бывало.

Не знаю, что побуждало меня взять оружие, однако дело было вовсе не в группе опасных незнакомцев.

Мне было необходимо выбраться. Уехать. Куда – не имело значения. Я совершала жуткие, ужасные вещи, но добавлять в послужной список убийство не входило в мои планы.

Послышался звон разбитого стекла. Звук перекрыл шум воды и даже гудение автоматов с газировкой. Мартин выключил кран, и лишь после этого я вновь услышала шорох. Резко обернувшись, я увидела, как в глубине, за полками, хлопнула дверь с надписью «Только для сотрудников».

Выход.

Последний раз выглянув в окно, я убедилась, что Кейт и Роб все еще стоят спиной ко входу. Затем прошла мимо рекламы жареной говядины и направилась прямиком к двери.

Это всего лишь енот, – подумала я, – или крысы. Уже не в первый раз общество крыс оказывалось для меня куда предпочтительнее компании людей.

И тут шорох раздался снова. На этот раз громче. Распахнув дверь, я увидела вовсе не стаю крыс, разоряющих пакет с закусками.

Там был ребенок.

Он, нет, она открыла рот и еле слышно вздохнула. Лишь спустя несколько мгновений я поняла, что передо мной девочка, к тому же очень маленькая. Восьми, может, девяти лет, судя по росту. В свободной футболке с надписью «Индианаполис 500»[5], под которой красовалось изображение ярко-зеленой гоночной машины в обрамлении клетчатых флагов. Что еще более странно, руки девочки были в желтых резиновых перчатках. Мама пользовалась такими, когда чистила ванну или оттирала грязную посуду.

Темные густые волосы девочка-азиатка собрала на затылке в неряшливый пучок. В мешковатых мальчишеских джинсах она выглядела хорошенькой, как куколка. Пухлые губки в форме сердечка округлились от удивления, кожа резко побледнела так, что линии носа и скул выступили сильнее.

– Как ты здесь оказалась? – еле слышно просипела я.

Растерянность на ее лице сменилась ужасом. Желтая рука, которую девочка уже готовилась запустить в упаковку «твиззлерс»[6], резко захлопнула передо мной дверь.

– Эй! – я открыла дверь, но девочка уже толкнула следующую, в дальнем конце кладовой, и выбежала под дождь. Закинув сумку за плечи, я бросилась следом. Наружную дверь подпирал большой камень, но от моего пинка она резко распахнулась. Я оказалась на улице.

– Эй!

В карманы и под футболку девочка-азиатка напихала огромное количество упаковок с чипсами и сухариками.

Не удивительно, что малышка едва не спятила от вида гоняющейся за ней полусумасшедшей девчонки. Возможно, позже я почувствую в этом свою вину, но сейчас единственное, о чем я могла думать, – это проблеск надежды. Причем к побегу с парковки он не имел никакого отношения, меня грела другая мысль. Девочка-азиатка должна была откуда-то прийти, и если ей известно, как выбраться из города или где спрятаться от Кейт и ее товарищей, я хотела об этом знать.

В этой части парковки оказалось всего на четыре места больше, чем перед магазином, причем одно из них занимал огромный перевернутый дампстер. Я слышала, как внутри возятся какие-то животные, но продолжала бежать за девочкой, ориентируясь на серую футболку. Азиатка настолько спешила, что даже споткнулась в том месте, где разбитый асфальт парковки перешел в зеленую траву. Я попыталась схватить беглянку, но девочка вовремя увернулась.