Словами увиденного было не выразить. Да и не было в его языке слов, которые могли бы охватить этот простор. Другие в таком состоянии чувствуют бога. Ефим встрепенувшимся сердцем почувствовал взыскующий зов Вселенной.

Домой он вернулся совсем иным человеком. В ближайший год он перечитал все книги о космосе, которые только имелись в местной библиотеке. Он узнал, почему небо выглядит голубым: короткие волны, синие и фиолетовые, рассеиваются в атмосфере и потому их можно увидеть. Он выяснил, почему звезды мерцают: турбулентность, взвихрения воздуха, искажают лучи света, направленные от них к нам. Он понял, почему Луна предстает то как металлический рубль, то как истаявший, льдистый серп: ее с неуклонной периодичностью заслоняет от Солнца громада Земли.

Однако гораздо больше его поражало другое. В одной только нашей Галактике, оказывается, четыреста миллиардов звезд. Четыреста миллиардов! Невозможно вообразить! Свет по Млечному Пути летит от края до края сто тысяч лет! А Солнечная система находится в одном из спиральных боковых рукавов, в галактическом захолустье: тусклое пятнышко в море безбрежной тьмы.

Напрашивалось сопоставление с родным городом. Бельск был известен в летописях еще со времен Золотой Орды, но все восемь веков так и пребывал тлеющей искрой в необозримом российском раздолье: кривые улицы, чернеющие грязью после дождя, деревянно-каменные дома, частично вросшие в землю, унылый ров на главной площади, который для чего-то когда-то выкопали, да так и забыли зарыть, каждое лето он порастал гигантскими лопухами. На одной окраине – спиртовой заводик, распространяющий на весь город крепкий водочный дух, на другой – цеха глиноземного комбината, почти скрытые кучами выработанного сырья, от него тоже на половину города разлеталась грязновато-желтая пыль. Около тридцати тысяч человек населения: кто сумел, тот пристроился на спиртзаводике, всем доволен, чего еще можно желать? Кто не сумел, тот – горбатился на комбинате, проклиная себя и нескладную жизнь. Остальные в основном копались на огородах. Текли дни, месяцы, годы, столетия – ни морщинки не появлялось на глади времен.

Единственное, чем Бельск выделялся в россыпи таких же оцепенелых российских селений, – это чистое небо, почти никогда не затянутое облачной пеленой. Какая-то, объясняли метеорологи, уникальная природная аномалия. То ли геопатогенный разлом, то ли что-то еще. В начале восьмидесятых годов здесь даже начали было строить обсерваторию на одном из холмов, но грянула перестройка, затем – кавардак реформ, стране стало не до звездных пространств, теперь между заброшенными корпусами бродили козы да с жестяным шорохом колыхались те же гигантские лопухи, шершавые от жары.

Реформы, правда, поколебали сонную зыбь. Новый мэр, он же директор глиноземного комбината, пообещал бельчанам быструю модернизацию, демократию и необыкновенный расцвет, после чего оборудование с комбината куда-то вывезли, сам комбинат закрылся, а мэр начал возводить себе замок – с башенками, с гнутыми фонарями, с коваными воротами, опять-таки на холме – но закончить его не успел: застрелили в собственном кабинете. Следующим мэром избрали директора спиртзавода. Тем не менее когда Ефим вернулся из армии, Бельск все-таки уже был другим. Исчезли вымахавшие, как поганки, ларьки, вместо них появились вполне доброкачественные стеклянные павильоны. Открылись два супермаркета, полтора десятка кафе, избы на беленых фундаментах начали вытесняться домами из серого или кровавого кирпича. Заасфальтировали даже главную площадь, лопухи на ней более не росли – разбили пышный цветник.