– Кабы я знал… – проговорил он, глядя на меня как на привидение.

Потом медленно поднял левую руку, на манер индейского приветствия. Это его привычный жест, исполненный робости. Жест робкого индейца. При этом его огромные часы съехали с запястья до самого локтя.

– Как дела, Шарль?

– Хорошие времена миновали.

Следует признать, что иногда Шарль изъясняется довольно туманно.

– Я жду Ромена.

Лицо Шарля осветилось. Он явно счастлив оказать услугу:

– Так ведь Ромен сменил бригаду!

Что до неприятностей, то за четыре года я в них стал докой. С одного слова нюхом чую – такой вот инстинктивный рефлекс выработался.

– С чего бы?

– Он полную ночь работает. Ведь его теперь контролером сделали.

Никогда точно не знаешь, что происходит в голове у человека вроде Шарля. Потустороннее состояние, в котором он постоянно пребывает, делает его отчасти непостижимым. Поди знай, то ли на него накатила невероятная прозорливость и эта новость, вроде бы вполне безобидная, породила в нем череду размышлений, то ли алкоголь окончательно превратил его мозги в кашу, а их владельца – в идиота.

– И что это должно означать, Шарль?

Разумеется, он почувствовал мою тревогу. Напустил на себя философский вид, вздернул худые плечи:

– Повысили его, Ромена-то. Сделали контролером и…

– Когда именно?

Шарль поджал губы, словно мы подошли к неизбежному финалу:

– В понедельник, после твоего ухода.

Мне оставалось только поздравить себя с развитой интуицией. Но главное – я в полном дерьме. Шарль сочувственно похлопал меня по плечу, словно принося соболезнования. Он соображал куда быстрее, чем можно предположить. Вот и доказательство.

– Если я тебе понадоблюсь… – предложил он. – Я ведь тоже там был и все видел.

А вот это не приходило мне в голову. Дабы подбодрить меня, Шарль воздел указательный палец, изрекая очередную сентенцию:

– Когда дровосек заходит в лес с топором на плече, деревья говорят: топорище – это кто-то из наших.

Байка о топорище что-то мне напомнила, но независимо от манеры выражаться достаточно было глянуть на Шарля, чтобы осознать все великодушие его предложения.

– Очень любезно с твоей стороны, Шарль, но я не хочу, чтобы из-за меня ты потерял и ту работу, которую имеешь.

У Шарля вдруг стало усталое и разочарованное лицо.

– А главное, на твой взгляд, я не самый презентабельный свидетель, верно? Ну что ж, должен признать, что ты чертовски прав. Если ты потащишься в суд с таким отребьем, как я, в качестве единственного свидетеля, то рискуешь получить… как бы это сказать…

Он искал подходящее слово. Я предложил:

– Прямо противоположный результат?

– Именно! – воскликнул Шарль. – Прямо противоположный результат!

Он был вне себя от радости. Найти правильное слово – это настоящая победа. Он даже забыл о всяком сочувствии ко мне. Только покачивал головой, очарованный точностью выражения. Пришел мой черед похлопать его по плечу. Но я-то искренне ему соболезновал.

Я собрался было уходить, но Шарль ухватил меня за руку:

– Заглянул бы как-нибудь вечерком ко мне на рюмочку… Я хочу сказать…

Пока я пытался представить себе, что имелось в виду под «ко мне» и что вообще означает это приглашение, он уже удалялся своей размашистой танцующей походкой.

Возвращаясь домой, я прикидывал и так и этак.

В метро я проверил, сохранился ли у меня номер мобильника Ромена. Кажется, «Перевозки» восприняли эту историю слишком всерьез. Они укрепляли свои позиции. Меня оставили совершенно безоружным.

Я быстро прикинул: если Ромен работает по ночам, возможно, он еще не заснул.

Звоню.

Трубку сразу же снимают.

– Привет, Ромен!

– А, привет!

Он меня мгновенно узнал. Можно подумать, ждал моего звонка. Голос приветливый, но не самый искренний. Я уловил некоторую скованность. Николь говорит, что безработица превратила меня в параноика, и, возможно, она права. Ромен делится со мной своим неожиданным назначением.