Я вздохнул.

– Макгрей…

– Вороватый, охочий до чужого, ушлый говнюк. Я думаю, что все это твоих рук дело.

Холт снова переменился в лице – на сей раз побелел как снег.

– Что?

– Я думаю, что это ты их всех убил.

– Что? Зачем мне убивать своего господина? Я вам уже говорил, я по уши в долгах! Можете проверить все, что я сказал! Спросите людей, которые видели меня той ночью. Спросите миссис Элизу или…

Макгрей наклонился к нему.

– Я знаю, что ты что-то от нас утаиваешь. По лицу твоему вижу.

Холт моментально смолк – вряд ли даже удар в живот от Девятипалого сработал бы лучше.

Я уже готов был ему поверить, но возникшее на его лице выражение вновь пробудило мои подозрения.

– Предварительное слушание завтра утром, – сказал я. – Там у вас будет масса возможностей объясниться.

Когда я наконец-то вышел из Городских палат, то с отвращением обнаружил, что на улице по-прежнему лил дождь. Одно утешало: час был поздний, и репортеры уже разошлись, так что я спокойно доехал домой.

Мы с Макгреем договорились встретиться следующим утром сразу в тюрьме Кэлтон-хилл и сопроводить Катерину в шерифский суд – в таком случае мы даже успеем ее проинструктировать. Я мог лишь догадываться, какие мысли занимали ее той ночью.

Лейтон встретил меня внушительной порцией бренди и сообщил, что Джоан, моя бывшая экономка, только что ушла. Она принесла для меня восхитительного запеченного цыпленка, но, поскольку служила она теперь у Макгрея, то дождаться моего возвращения не смогла. Я весь день как следует не ел и перед сном проглотил три четверти птичьей тушки, о чем позже весьма пожалел.

Стоило мне прилечь, как я почувствовал, будто кровать подо мной и вся комната куда-то плывут. Я словно лежал на дне лодки лицом вверх – тошнотворно знакомое ощущение. Оно часто посещало меня после нашей трагической поездки на Лох-Мари (той самой, что стоила моему дяде жизни) и было худшим вариантом укачивания на суше, какое я когда-либо испытывал.

В очередной раз я закрыл глаза, и меня захлестнуло волной нежеланных образов – факелов, безлюдных островов, мертвецов… Мне пришлось зажечь масляную лампу – я боялся, что снова увижу лицо покойного дяди.

А потом я осознал, что целый день чувствовал себя хорошо. За исключением того краткого эпизода в доме полковника, я даже не вспоминал о случившемся. Работа отвлекала меня и держала в блаженном забытьи, но стоило мне только очутиться наедине с собой в темной и тихой спальне, как меня опять накрыло.

Как глупо я, должно быть, выгляжу со стороны. Внезапно я представил, как все в шерифском суде смеются надо мной – над трусливым инспектором, разучившимся засыпать без зажженной лампы на прикроватном столике.

И снова я проснулся безбожно рано, и снова Лейтон зашел ко мне с утренним кофе и завтраком. Нехватка сна пробуждала во мне сильный голод, поэтому я попросил добавку тостов с маслом и побольше сахара в кофе.

Впрочем, я все равно зевал всю дорогу до Кэлтон-хилл. Макгрей уже был на месте и топтался в ожидании на тюремной эспланаде. Увидев меня, он присвистнул.

– Жутко выглядишь, Перси.

– Какая ирония – слышать это от тебя, – проворчал я, обведя жестом всю его персону, и мы зашагали в сторону здания. – Катерина готова?

– Ага. Я попросил парней привести ее в одну из комнат для допросов. Я думаю, что она…

– Инспектор Макгрей! – крикнул молодой офицер, подбежавший к нам со стороны ворот.

– Да?

– Там девица спрашивает о вас, сэр.

– Чего?

– Я велел ей убираться, но от нее не отвяжешься. Просила сказать вам, что ее звать Мэри из «Энсина».

Макгрей тотчас изменился в лице, и, как бы мне ни хотелось уже заняться делом, я был вынужден проследовать за ним к главным воротам.