В комнате трое живых, трое мертвых, ну и я, не знаю уж, по какому ведомству сейчас проходящий… Пока возвращался из темноты, г-на Трушина успели куда-то эвакуировать. Пакет со льдом и откушенной частью тела тоже унесли.

Двое из оставшихся в спальне наклонились над убитым сотоварищем, что-то с ним делают. Третий стоит за их спинами, в его опущенной руке пистолет. Не он ли застрелил девицу? Какая разница… Главное, что пистолет наготове, не надо тратить время, разбираясь, где у охранника кобура. Менты, хе-хе, свихнутся, распутывая это дело, пытаясь восстановить ход событий и мотивы действующих лиц… Вперед!

Бах! Бах! Два выстрела в упор, в затылки. Повезло ребятам, даже не успели понять, что умирают.

Баланс живых и мертвых в спальне изменился. Трупов теперь пять – и я, пока живой. Но что-то мне подсказывает – и это тело долго не протянет. Да и хрен-то с ним.

Внизу, на первом этаже, раздаются какие-то крики. Там услышали выстрелы и встревожились. Так легко, как здесь, прикончить остальных не получится… И я дополнительно вооружаюсь: забираю пистолеты у двух мертвецов, один затыкаю за пояс, второй беру в левую руку.

«Ну чем не Рембо?» – с такой мыслью я выхожу из спальни, и мгновенно выясняется, что супермен из меня хреновый. Тело в моем подчинении теперь молодое, мускулистое, натренированное, – но его умение прыгать под пулями и стрелять в ответ (если даже такое имелось) унес с собой прежний владелец. А мои навыки стрельбы, полученные в тире да на охоте, помогают мало.

Едва ли враги сумели понять, что происходит. Но дверь спальни держат под прицелом – и моя попытка начать стрельбу завершается быстро и плачевно. Успеваю сделать три шага и один выстрел, никого не зацепивший.

Первая пуля попадает ниже левой ключицы. Откидывает к стене. Больно, мать твою… Мог бы привыкнуть после стольких смертельных ранений, но все никак не привыкну.

Еще один болезненный удар – в бок. Камуфляж быстро намокает красным. Левая рука повисла плетью. Пытаюсь стрелять правой, но рука ватная, словно не своя: оружие в ней болтается, как маятник, спусковой крючок стал неимоверно тугим и не поддается усилиям пальца.

Пуля в плечо прекращает мои бесплодный попытки. Тотчас же еще одна, чуть выше колена. Качусь с лестницы живым сгустком боли, желая лишь одного: сломать шейные позвонки и освободиться побыстрее. Не получается, болезненная агония затягивается на несколько минут.

За эти минуты вспоминаю про испанского мастифа… Я ведь кое-что обещал этому мохнатому парню. Пора исполнить обещанное.

Позже я пойму, какой ошибкой стало решение влезть в собачье тело.

Дело даже не в том, что трудно управляться с мышцами, непривычно сгруппированными. И не в особенностях собачьего зрения, хотя по человеческим меркам я стал изрядно близоруким дальтоником, не способным отличить синий цвет от зеленого, и мир вокруг меня казался совсем иным, словно я угодил на похожую, но все же другую планету.

Но главная проблема в размерах и возможностях невеликого собачьего мозга… Запихнуть в него личность человека – все равно, что поставить современную программу на старенький компьютер. Даже если встанет и заработает, быстродействие станет удручающим, а многие опции окажутся недоступными. А может и вообще не заработать… Я сильно рисковал. Вполне мог задержаться в собачьем теле лет на десять-пятнадцать в статусе «не активизированной программы», не способной принять управление на себя…

Но все эти мысли придут позже. А сейчас я не знаю слов «программа» и «управление», не понимаю, что означают эти сочетания звуков.

Мыслить получается примерно так: