Жительницу третьей квартиры, куда телеграмма адресована, он давно знал – Анна Фёдоровна Градова, добродушная тетушка предпенсионного возраста, телеграммы получавшая часто. С потерей зрения процентов на пятьдесят. Зимой не раз поила его чаем (как поступали многие понимающие люди в частной застройке), что в морозы было очень пользительно. Попутно болтали за жизнь. Только два пунктика у нее было – то уговаривала поступать в институт, то жениться – вообще-то уговоры взаимоисключающие: тяжеленько было бы студенту содержать жену на стипендию…

Судя по незнакомой фамилии-имени-отчеству и содержанию телеграммы, тетушка там больше не жила. Но что с ней, Доцент не знал – с месяц ей телеграмм не было. Либо вышла на пенсию и уехала к дочке в Манск, как давно планировала, либо… Нет уж, о втором варианте думать не хотелось: крепкая была тетушка, без хронических хворей. Но мало ли что с людьми случается…

Он въехал в ворота, распахнутые днем и ночью, на малой скорости обогнул главное здание, подкатил к знакомому домику. Тишина и безлюдье – слепые по обширному асфальтированному двору обычно не разгуливали, очень уж легко было потерять ориентацию. По бетонной лесенке в пять ступенек поднялся на первый этаж, требовательно, как обычно, на тот же гестаповский манер, надавил кнопку звонка. В квартире послышалось насквозь знакомое «крулы-курлы» музыкального звонка, а там и довольно уверенные шаги.

Дверь открылась, и Митя форменным образом в землю врос.

Такая открыла дверь, такая… Постарше его лет на несколько, но вряд ли намного, в коротком красном халатике без пуговиц, с широким пояском, завязанным бантиком, с короткими рукавами. Светлые с рыжинкой волосы гораздо ниже плеч, зеленые глазищи – отчего-то зеленоглазые ему в жизни попадались редко, а уж с такими глазищами цвета яркой весенней травы… Красивая – обалдеть. Фигурка идеальная, а уж высоко открытые куцым халатиком ножки… «Русалка», – подумал он восхищенно. Русалки такими и должны быть, если они все же есть…

Кое-какие наблюдения моментально пронеслись у него в голове. Три года сюда ездил, слепых навидался и ошибиться не мог, взгляд у нее был характерно невидящим, как почти у всех здесь. Один существенный нюанс: у родившихся слепыми женщин, пусть и красивых, в лице обязательно присутствовал некий трудно описуемый словами, но прекрасно знакомый наметанному глазу дефект. Которого в данном случае не наблюдалось. Но она безусловно слепая, и крепенько: в глаза ему не смотрит, уставилась куда-то сквозь него, халатик на груди изрядно распахнулся, а она его не приводит в порядок. Жалко: такая отпадная девушка, и слепая…

Он, конечно, от такой красоты немного прибалдел, но язык не отнялся – не школьник, в конце-то концов, всяких повидал. Спросил сухо-профессиональным тоном, как обычно:

– Каразина Марина Олеговна здесь живет?

– Это я, – ответила она.

Голосок был приятный, под стать остальному.

– Вам телеграмма, – сказал Митя и добавил обычное для этого месте присловье: – Вам почитать?

– Да, пожалуйста, – сказала она спокойно.

– «Прибыл контейнер, транспорт предоставляется. Товарный кассир Данилова».

Он в глаза эту Данилову не видел, но три года знал заочно – все телеграммы насчет контейнеров за ее подписью шли.

– Ну наконец-то! – радостно воскликнула зеленоглазая Марина. – А я вещи жду-жду…

– Вам ведь телеграмма понадобится, – сказал Митя. – Вот, возьмите.

Тоже привычно коснулся уголком телеграммы ее пальцев на правой руке – обручального кольца нет, ага – и девушка с явной сноровкой, на ощупь, сложенный вчетверо бланк взяла. Кое-какой навык слепой жизни имеется… Ну, мало ли от чего вполне здоровые люди слепнут…