Даже за руки не возьмешься, из-за этого теста. Проклятые сектанты!

– Ты сумасшедшая старуха! – в сердцах выкрикнула я, – как бы ты ни пыталась продлить молодость, наша смерть тебе не поможет!

– Надо было нафаршировать тебя яблочками, – движение противня замедлилось, надо мной склонилось лицо злодейки, – ну да ладно. Скоро ты все равно замолчишь.

Вот бы ее саму, да в печку! Эту стерву!

Я забилась в своем коконе, но лишь вызвала смех. Стало слишком жарко, на глаза наползал пот, который даже не стереть. Еще и нос зачесался так, что невмоготу. Хоть эту ненормальную проси почесать, в качестве последнего желания.

– Мила, прости нас, – заговорил Ленс, – если бы мы не явились у тебя на пороге, ничего бы не случилось.

– Вы ни в чем не виноваты.

– Виноваты. И ты очень хорошая девушка. Жаль, что все… так глупо… Я хотел сказать… ты мне нравишься… но это бессмысленно, правда… Прости…

– Ты мне тоже… нравишься…

– Как мило! – Лицо сумасшедшей скривилось, и стало видно, сколько на нем морщин, – живее их, в печь!

Ну вот и все. Ноги уже жгло, и от страха хотелось плакать. Я боялась не столько смерти, сколько боли, ей предшествующей. Ведь даже малому ребенку известно, что умирать больно. Настолько больно, что от этого, гхары лысые, умирают!

Солнце, спаси нас!

Ленс что-то бормотал на своем языке – видимо, предсмертную молитву, а я молча глотала слезы и вспоминала отца.

Как вдруг… вокруг разлилось синеватое сияние. Глаза Федора, про которого мы благополучно забыли, открылись и сияли магическим огнем.

– Слава Солнцу! – выдохнул Ленс, – сработала родовая защита стихийника!

Огонь в печи стремительно гас, покатые стены покрывались инеем.

Я дернулась в коконе и он, о чудо, поддался – под влиянием температур?

Хозяйку и подельников отбросило ледяной волной, они лежали на полу сломанными куклами, но мне не было их жаль. Вот ни капельки. Скольких они загубили до нас?

Только бы не навредили отцу! Но страшного видения не было, и я себя успокаивала, что все будет хорошо.

Слава Солнцу, мы спасены. Древняя магия Фела проснулась вовремя, жаль лишь, что ненадолго, и убрать бурю братец все еще был не в состоянии. Так сказать, включился аварийный режим. Потом подоспел отец Милорады, которого держали связанным и запертым в выделенной комнате, перебил охрану – и общими силами харчевня стала нашей. По большей части, все же силой Фела.

– Это значит, что она не ушла насовсем! – уже отмывшись и переодевшись в сменную одежду из дорожных сумок, радостно скакал дофин, – я-то думал…

Если бы он хоть иногда думал, мы бы не попали в идиотскую ситуацию, не подвергли бы опасности кучу других людей. Но я промолчал, чтобы не омрачать общую радость.

– Ленс, я понимаю, – вдруг посерьезнел брат, – я помню, что тебе нужно лекарство. Как скоро?

Цифры, вырезанные в памяти, не требовалось подсчитывать.

– Через пять-шесть дней.

– И что будет, если вдруг… ну ты понимаешь? – с эльфийской физиономии, так похожей на мою, сошли все краски.

– Не знаю, как долго я продержусь. Отец говорил, что с приемом нельзя затягивать. Однажды я увлекся книгой, – тут я имел в виду свою собственную книгу, над которой работал последние месяцы, – и пропустил первые симптомы. Очень сильная жажда, боль в горле и деснах, светобоязнь, слабость… – стало слишком стыдно, – обмороки.

– Простуда, что ли? – брат озадаченно хлопал глазами, а у меня не было даже сил, чтобы злиться на горе-лекаря, – ладно, а тебя не мог никто проклясть? Тебе ли не знать, что болезни для нас редкость. И чтобы одна из них постоянно возвращалась… Немыслимо!

– Кому по силам проклясть снарра императорской крови? Кровь Элвелоров защищает сильнее любой магии, ты это тоже знаешь. Я родился таким.