– Ах! – улыбнулась Нанетт. – Ты желаешь умереть первым, полубог-коротышка? Ты опалил меня огнем, так что это справедливо.

Что бы ни задумал Лео, я понял, что его план провалится, если он начнет препираться с Нанетт по поводу своего роста. (Лео не очень нравилось, когда его называли коротышкой.) К счастью, у меня врожденный талант привлекать к себе внимание.

– Я желаю умереть первым! – выкрикнул я.

Вся толпа повернулась ко мне. Мысленно я обругал себя за дурацкую формулировку. Ну почему я не вызвался сделать что-нибудь полегче, например испечь пирог или убраться после казни?!

Я часто говорю не подумав. И обычно после этого все идет хорошо. Порой, импровизируя, мне случается создать шедевр вроде Ренессанса или бит-поколения. В этот раз надежды на такой финал было мало.

– Но прежде, – сказал я, – услышьте мою мольбу, о милосердные блеммии!

Поджаренный Лео полицейский опустил пистолет. Несколько зеленых искорок греческого огня еще теплились в его брюшной бородке.

– Что значит «услышьте мою мольбу»?

– Ну, – пожал плечами я, – по традиции следует выслушать последние слова умирающего человека… или бога, или полубога, или… как ты себя называешь, Калипсо? Титанида? Полутитанида?

Калипсо закашлялась, но звук ее кашля сильно напоминал слово «идиот».

– Аполлон имеет в виду, о милосердные блеммии, что согласно этикету перед тем, как убить нас, вы должны выслушать наши последние слова. Я уверена, вы не захотите показаться невежливыми.

Блеммии были потрясены. Они перестали мило улыбаться и замотали механическими головами. Нанетт шагнула вперед с поднятыми руками, призывая всех к спокойствию:

– Конечно нет! Мы очень вежливые.

– Чрезвычайно вежливые, – подтвердил полицейский.

– Тогда внимайте! – воскликнул я. – Друзья, заклятые друзья, блеммии… готовьте подмышки и услышьте мою печальную историю!

Лео сделал еще один шаг, держа руки в карманах пояса с инструментами. Еще шагов пятьдесят семь – пятьдесят восемь – и он будет у цели. Просто прекрасно.

– Я Аполлон! – начал я. – В прошлом я бог! Низвергнутый Зевсом с Олимпа на землю, несправедливо обвиненный в том, что начал войну с гигантами!

– Меня сейчас стошнит, – пробормотала Калипсо. – Дай мне сесть.

– Не рви мой ритм.

– А ты не рви мне барабанные перепонки. Дай мне сесть!

Я усадил Калипсо у фонтана.

Нанетт замахнулась дорожным знаком:

– Это все? Могу я теперь тебя убить?

– Нет-нет! – я замотал головой. – Я просто… э-э… посадил Калипсо, чтобы… чтобы она была моим хором. Настоящее греческое выступление не обходится без хора.

Рука Калипсо походила на раздавленный баклажан. Лодыжка распухла и нависала над кроссовкой. Я не знал, как она сможет оставаться в сознании да еще и изображать хор, но она нервно вздохнула и кивнула:

– Готова.

– Внимайте! – сказал я. – В Лагерь полукровок вступил я как Лестер Пападопулос!

– Жалкий смертный! – подхватила Калипсо. – Подросток, бездарней которого нет.

Я бросил на нее свирепый взгляд, но не решился снова прервать выступление.

– Все препятствия я одолел с Мэг Маккаффри, подругой моей!

– Нет, с его госпожой! – возразила Калипсо. – Девчонкой двенадцати лет от рождения! Узрите: пред вами ничтожный раб Лестер, подросток, бездарней которого нет!

Полицейский нетерпеливо фыркнул:

– Нам все это известно. Император рассказал нам.

– Тсс! – шикнула Нанетт. – Не будь невежей.

Я положил руку на сердце:

– Мы древний оракул спасли, рощу Додоны, расстроили планы Нерона! Но, увы, Мэг Маккаффри от меня убежала. Злобный отчим ей разум смутил, отравил!

– Яд! Отрава! – вскричала Калипсо. – Как дыханье несвежее Лестера Пападопулоса, подростка, бездарней которого нет!