Игорь спустил девочку на землю, присел рядом на корточки, и они вместе принялись разглядывать этого муравья, который и в самом деле мчался к спасительной траве.

– Он упал? – всхлипнула малышка. – Я его сбросила! Он ударился? Ему больно?

– Нет-нет, – успокоил ее Игорь, осторожно поглаживая по мягким кудряшкам. – Конечно, он упал с очень большой высоты! С огромной! Но на самом деле он не упал, а мягко опустился на землю. Это называется – спланировал. Он слишком легкий для того, чтобы разбиться. Он даже не почувствовал удара. Нам кажется, что воздух легкий и прозрачный, а для крошечного муравьишки воздух очень плотный. Он как бы держит его крошечное тельце и помогает ему осторожно опуститься на землю. Видишь, как быстро он побежал? Значит, ему совсем не больно!

– Это хорошо, – сказала девочка очень серьезно, и Ольга не выдержала – засмеялась. Игорь почти слово в слово повторил то, что она прошлым летом вычитала в каком-то журнале и рассказала мужу. Он повторил даже ее ласковые, «детские», как он это назвал, интонации!

– Ты со мной разговариваешь, как с ребенком! – усмехнулся тогда Игорь.

– Я тренируюсь, – объяснила Ольга. – Когда у нас родится ребенок, я буду с ним разговаривать именно с такими интонациями. Чтобы ему было еще интересней то, что я говорю, и еще понятней.

Игорь взглянул настороженно:

– Когда у нас родится ребенок?.. А ты… ты уже?

– Нет, я еще! – покачала головой Ольга.

Она сама себе не доверяла: цикл у нее был неравномерный, иногда задержка «на пустом месте» случалась месяца на два, именно поэтому она не имела представления о том, что беременна, когда нашла на лестнице тот проклятый пистолет и принесла его своему мужу.

Проклятый, да, проклятый… Из-за него Ольга лишилась ребенка. Он был еще так мал, что пол его было невозможно определить. Так сказали врачи. Поэтому Ольга даже не знала, кто у нее родился бы, мальчик или девочка.

И вдруг ее словно толкнуло что-то в сердце! Эта голова в хорошеньких кудряшках… вспомнилась ее собственная детдомовская фотография… Ольга внимательней взглянула на девочку. Эти волосы, эти удлиненные серые глаза с ярким черным ободком вокруг радужки, эти брови домиком… точно такие же на той фотографии у самой Ольги. А прямой изящный нос, длинные ресницы и очень четко вырезанные темные губы – это от Игоря.

Что? Что это лезет в голову?! Она что, решила, будто это девочка – их дочь? Их так и не родившаяся дочь?!

Нет, она ведь умерла. Как же Ольга может ее видеть?!

Она метнулась к малышке, протягивая руки, но не смогла дотронуться до нее. Девочка на нее даже не взглянула, хотя руки Ольги словно бы прошли сквозь ее тело.

Призрак, это призрак, это несбывшаяся мечта!

Ольга повернулась к Игорю, который, казалось, не замечал ее, осторожно простерла к нему руки… она даже ощутила кончиками пальцев тепло его тела, однако он отшатнулся, повернулся к жене, и та увидела ужас в его устремленных на нее глазах.

У Ольги сжалось сердце. Как давно, как давно, как бесконечно давно она не видела этих глаз – невероятных, удивительных, бесконечно любимых! С того зимнего дня, как рухнула их жизнь, под обломками которой оказались погребены они оба, глаза Игоря были закрыты. А сейчас он смотрит, смотрит на нее! Но почему в этих черных глазах нет любви, почему в них только страх?

– Оля, уходи! – крикнул Игорь, задыхаясь от волнения. – Беги отсюда! Возвращайся туда, откуда пришла! Иначе ты уйдешь так же далеко, как ушел я, – и не сможешь вернуться. Беги, говорю тебе, беги!

– Идем со мной, идем, – бормотала Ольга, снова и снова пытаясь схватить мужа за руку, но он отстранялся снова и снова. – Вернись ко мне! Я люблю тебя, мне так плохо без тебя!