– У тебя курить можно? – с надеждой спросил Петя.

– Курите, – разрешила девочка. – Где-то на подоконнике пепельница стоит.

Воспользовавшись разрешением, Борзых тоже закурил и продолжил рассказ о жизни в микрорайоне.

– В ноябре прошлого года какие-то отморозки сняли шапку с дочери партийного босса. Ее папаша психанул и ввел по всему городу комендантский час для несовершеннолетних. Если кого-то из пацанов поймают после одиннадцати часов, то ничего хорошего не жди: или родителей оштрафуют, или «санаторно-курортное лечение» устроят. Я один раз попался пешему патрулю. Завели в школу, валенком по спине били. Солдаты, они же все не местные, из разных областей. Им стесняться некого. Наши, местные, менты просто так бить не станут: в одном городе живем, мало ли где встретиться придется. А солдатам – им все по фигу. Поймают выпившего подростка и отрабатывают на нем удары, как на боксерской груше. Жаловаться-то не побежишь! Попался с запахом – терпи!

– Сколько сейчас времени? – спросила Лиля.

Юра посмотрел на наручные часы.

– Без двадцати двенадцать. Ты не подумай, мы ни минуты лишней не пробудем. Как только они осаду снимут, так мы тут же уйдем.

– В десять минут первого солдаты соберутся на остановке, – вступил в разговор Петр. – За ними приедет автобус, увезет в воинскую часть. Автопатрули дадут круг по микрорайону и тоже уедут. Солдаты хоть и носят милицейскую форму, но остаются солдатами. Им положено режим дня соблюдать: отбой, подъем, зарядка, дежурство.

– Представь, – дополнил Юра, – они из армии в обычной солдатской форме увольняются, а не в милицейской. Приедет такой дембель домой: погоны малиновые, буквы «ВВ» – не понять, где и кем служил: то ли зэков охранял, то ли диверсантов у секретного завода ловил. Ври сколько хочешь, правду все равно никто не узнает.

В гостиной и на кухне Петя украдкой рассматривал хозяйку, пытаясь понять, сколько ей лет. У Черданцева были две сестры – Юля и Таня. Старшая сестра в этом году оканчивала машиностроительный техникум, Таня училась в шестом классе. Повзрослев, Юля стала стесняться брата, зато младшая сестренка не воспринимала его как представителя противоположного пола. Таня могла поутру пройтись по квартире в одной комбинации, могла при брате поддернуть колготки. Волей-неволей Петя ежедневно видел этапы полового развития девочки. У тринадцатилетней Тани грудь только начинала формироваться, бедра округлялись, но лицо по-прежнему оставалось детским. У хозяйки квартиры фигура была как у младшей сестры Пети, но взгляд был взрослый, оценивающий.

«Ей лет пятнадцать-шестнадцать», – сделал заключение Черданцев.

– Лиля, у вас в зале магнитофон стоит? – спросил Борзых. – Можно посмотреть?

Хозяйка кивнула: «Смотри». Налила себе чай, села напротив Черданцева. Юра прошел в гостиную. На тумбочке около окна в вертикальном положении стоял катушечный магнитофон. С первого взгляда Борзых не понял, что это за аппарат, а когда прочитал название на английском языке, обомлел. «Филлипс»! Гордость западноевропейской электронной промышленности. Магнитофон-миф: все о нем слышали, но видеть мало кто видел.

«Бог ты мой! – восхитился Юра. – Вот это техника! Сколько у него ручек, клавиш, два индикатора записи! А это что, дисплей? Точно, дисплей. Электронный! Как на студии звукозаписи. С таким дисплеем можно с точностью до секунды засечь, когда начнется нужная композиция на пленке».

Юра вернулся на кухню.

– Лиля, где вы такой дивный магнитофон купили? Он должен стоить как новенький мотоцикл «Ява» с коляской. Петя, прикинь, у них настоящий «Филлипс» в зале стоит.