Единственное окно Валериной комнаты выходит во двор. С начала мая по конец сентября окно это распахнуто, на подоконнике стоит динамик и оглашает окрестности звуками стиляжьей музыки.

– Валет! – кричат возмущенные соседи. – Дай поспать после ночной! Ребенка разбудил! Да выключи ты свой джаз!

Но Валера знает постановление горисполкома о соблюдении тишины. Какофония из его окна замолкает ровно в 23 часа 00 минут.

А мне, хоть я и не знаю ни слова по-английски, эти песни нравятся.

Как-то я встретился с Валетом во дворе.

– Пойди сюда, шкет, – позвал меня он. – Говорят, твой батя брюки шьет?

– Спроси у него сам, – ответил я.

Мне и сестре отец строго-настрого запретил говорить кому-то о своем незаконном промысле.

На следующий день Валера зашел к нам. Между ним и отцом состоялся такой разговор:

– Вы брюки мне пошьете?

– Заходите к нам в ателье, там и выполним ваш заказ.

– Нет, мне надо по модной выкройке – брюки-дудочки.

– Такие не шьем, но для опыта можно попробовать. Снимайте плащ, я сниму с вас мерку.

В то время портным в ателье индпошива разрешалось шить брюки и пиджаки только по утвержденным лекалам. Положена ширина штанины понизу 35 см, и ни сантиметром в большую или меньшую сторону.

Через пару дней Валера зашел на примерку, а еще через день – забрать готовые брюки.

Валет – стиляга, и для него такие модные брючки – в обтяжку и по щиколотку – как военная форма для солдата. В дополнение к брюкам-дудочкам – артельные туфли на толстой подошве «манка»*, яркая рубашка, галстук-селедка, клетчатый однобортный пиджак на одной пуговице и с широкими прямыми плечами, а на голове – прическа с «коком»**.

*В 1950—60-е годы обувь на «манке» – подошве из микропористой резины цвета манной каши – обувной промышленностью СССР не выпускалась, умельцы из артелей наваривали «манку» на готовые полуботинки.

** Зачесанный назад и взбитый чуб.

Если есть спрос, то возникает и предложение – это главный закон рынка. Благодаря стилягам в СССР появилась теневая сфера обслуживания. У стиляг – свои портные, сапожники и парикмахеры. А поскольку в Советском Союзе была плановая социалистическая экономика, в ней не находилось законного места всем эти мастерам-надомникам.

Когда Валера уже уходил, я попросил его:

– А можно послушать на вашем патефоне это?

И показал ему свою единственную пластинку.

– У меня не патефон, а электрорадиола, – поправил он. – Заходи когда угодно.

Уходя, Валет заинтересовался пианино, стоящим в общем коридоре. Это было трофейное пианино Otto Günther, оставшееся от старого еврея Каца, дававшего на дому уроки музыки. Марк Моисеевич умер, новые хозяева комнаты выставили пианино в коридор, где оно с тех пор и стоял мертвым грузом.

Валет открыл крышку инструмента, провел рукой по клавишам, оклеенным пластинками из слоновой кости, одним пальцем сыграл «Чижика-пыжика», сказал задумчиво:

– У нас дома тоже было такое.

Я пришел в гости к Валету. Он живет один. Его маленькая комнатка меблирована по-спартански – топчан, комод, стол, стул и этажерка. Центральное место занимает напольная радиола «Ригонда»* – лучшая по тем временам аппаратура.

*Стационарная ламповая радиола первого класса, производившаяся на радиозаводе им. А. С. Попова в Риге в 1963—1977 годах.

Он протирает залапанную поверхность грампластинки чистым носовым платком, ставит на проигрыватель, переводит переключатель скорости в положение «78 об/мин», опускает корундовую иглу звукоснимателя на звуковую дорожку, добавляет громкости, и мы слушаем «Марш сибирских стрелков»: