Люди не всегда посылают предостерегающие сигналы. Внешность бывает обманчивой. Потенциальный злодей может служить охранником в тюрьме или патрулировать улицы. У него может быть семья и карьера. Он может пользоваться авторитетом и доверием. Он может быть вашим знакомым и вовсе не обязательно соответствует тем стереотипам, которые бытуют в цивилизованном обществе относительно преступников. Хорошим, законопослушным гражданам кажется, что они знают, каким должен быть настоящий правонарушитель, и от этого им легче жить. Мы все психологически отстраняемся от тех, кто преступил черту, дегуманизируем их, считаем чудовищами. Такое отношение влечет за собой ряд последствий, пагубных для нас самих. Мы перестаем замечать тех, кто живет среди нас, но при этом опасен. Важно понимать, что на самом деле между нами и ими действительно нет разделительной перегородки. «Нас» и «их» не существует. Есть только «мы».

Когда мы не можем найти способ рассказать свою историю, эта история начинает править нами.

Стивен Гросс. «Искусство жить»

Незадолго до получения приговора Патрик Томпсон попытался покончить с собой, но промахнулся, и дробовик вместо того, чтобы вышибить ему мозги, оторвал кусок лица слева. Когда он с утра зашел в нашу небольшую комнату для допроса, я не смогла полностью скрыть шок. С левой стороны у него недоставало мочки уха, части челюсти и половины щеки, а то, что осталось, представляло собой жуткое месиво из шрамов, отеков и дыр. Другая половина лица тоже была изуродована, даже скорее расплавлена, а правый глаз покрылся пеленой. К счастью, Патрик принес с собой свои картины, что позволило нам обоим немного отвлечься. Мы провели буквально несколько минут, рассматривая его произведения и обсуждая его работу, пока нам не удалось хоть как-то свыкнуться с той безумной ситуацией, в которой мы оказались. Я пришла с одной конкретной целью: выяснить, есть ли у Томпсона планы на новую попытку самоубийства.

Дело было в конце 90-х; за пару лет до этого я уже занималась исследованиями в исправительном учреждении и вот вновь оказалась в подобном месте, на этот раз на временной должности в больничном крыле местной тюрьмы категории В[24]. В большинстве тюрем имеется больничное отделение, куда попадают заболевшие или травмированные заключенные. Там за ними присматривают тюремные медсестры, а при большом везении – приходящие врачи, имеющие основную работу «на воле». Могу со всей уверенностью заявить: тюремная больница – последний круг ада. Это страдающие и умирающие люди, пациенты со страшными травмами, алкоголики и наркоманы, мучающиеся от «ломки». Ниже опускаться уже некуда. Там даже пахнет безнадегой – дезинфицирующими средствами, потом, рвотой и испражнениями. А какие страшные шумы преследуют того, кто туда зашел, эхом отзываясь в его голове! В любой тюрьме посетители отмечают постоянный фоновый гул болтовни, раций и других повседневных звуков. А вот в больничном крыле тишину регулярно нарушает какофония криков, рыданий, звуки ударов и сирен. В такой атмосфере быстро сдают нервы. Но я все же как-то сумела к ней привыкнуть.

На второй день работы я пришла в допросную в сопровождении офицера оперативной поддержки (ООП), ответственного за вход, выход и перемещение посетителей. Это был кругленький бородатый мужчина с весьма внушительным животом – в других обстоятельствах он сошел бы за Санта-Клауса. Мой провожатый был откровенно рад пообщаться с новым человеком и болтал без умолку, пока мы шли по коридорам и лестницам. В частности, рассказал, что многие сотрудники уходят на больничный, чтобы как-то оправиться от стресса. А еще недавно кого-то избили заключенные.