Как я узнала позже, первой о моем увлечении догадалась мама. Была зима, она отправилась искать меня, опираясь на смутные сведения о предполагаемом нахождении конюшни. Выйдя из трамвая, она пошла по тропинке в частном секторе и внезапно оказалась окружена стаей бродячих собак. Собаки угрожающе рычали и не пускали ее дальше, помочь было некому. Мобильных телефонов и пейджеров в то время еще не изобрели, а на жалобные крики помощь не приходила. Сколько она так простояла на морозе, она не помнит, но каким-то образом эта история ее изменила. Чудом вырвавшись из окружения, она вернулась домой, рассказав отцу о своих приключениях. Так, к моему приходу он был уже достаточно свиреп и дик, направив на меня всю свою ярость.
Возможно, если бы он использовал эту возможность, чтобы узнать больше о моем увлечении, найти взаимопонимание и наладить мосты, моя дальнейшая жизнь сложилась бы иначе. Но он постепенно отдалился от меня, а я отправилась в бурный подростковый возраст. В свободное плавание.
СНЕЖКА
Я же своей рукою
Сердце твое прикрою,
Можешь лететь и не бояться больше ничего.
Сердце твое двулико,
Сверху оно набито
Мягкой травой, а снизу каменное, каменное дно.
«Агата Кристи». Черная луна
Школу я заканчивала без троек, но с лишним весом и сильнейшей депрессией. Дело было в том, что я не была уверена, чем дальше хочу заниматься. Последние классы школы были в большей степени посвящены увлечению ролевыми играми (где мы с приятелями воспроизводили сюжеты из книг Дж. Р. Толкина), ходили на рок-концерты, пили крепкий алкоголь и ругались как сапожники на всех языках, включая язык Средиземья. Возможно, такими выходками я пыталась привлечь внимание отца, но обычно он, сталкиваясь с моим внешним видом или ухажерами, всем своим видом выражал неодобрение, отвращение и презрение.
Мама была занята написанием диссертации, отец жил между командировками и охотой на зайцев. По большей части, я была предоставлена сама себе и проживала, по всей видимости, первый экзистенциальный кризис самоопределения. Временами у меня случались приступы непостижимой сильнейшей душевной боли, которую я пыталась заглушить рок-музыкой и алкоголем. «Со мной что-то не так, я плохая, грязная». Иногда я резала руки и ноги ножом, чтобы как-то заглушить эту ноющую и непонятную боль. Я никогда не пыталась себя убить – селфхарм часто встречается у эмоционально травмированных детей и подростков. Со временем эта потребность ушла, но шрамы остались. По этим шрамам впоследствии я определяла «своих» – знакомых не понаслышке с этой смутной душевной болью.
Свердловск стал Екатеринбургом, лихие 90-е набирали силу и стремились к 2000-м. Иногда после ссор с отцом я взбрыкивала, оставляла записку и пыталась уехать в Москву, заставляя родителей сильно нервничать, искать меня по подъездам многоэтажек, забирать с ночной игры в преферанс с бородатыми толкинистами, снимать с поезда.
Время от времени у меня случались влюбленности и отношения, которые заканчивались болью и разочарованием. Я не имела никакого представления, как это быть женственной и строить здоровые отношения с мужчинами. Не знала, каково это ходить на свидания, получать подарки и комплименты. Ценить и любить себя. Предпочитая образ девчонки-пацанки, неформалки, я носила фенечки, цепочки, рваные джинсы и не пользовалась косметикой. Вообще, я старалась выглядеть максимально несексуально, чтобы обезопасить себя от вероятных насильников, которые таились в ночных кустах. Однажды я попробовала накрасить губы красной маминой помадой, но встретила такой шквал бабушкиного возмущения и порицания, что надолго перестала краситься и делать укладку вообще.