– Да, да, я понял. Хорошо, я попробую.

– Даня, я не хочу краснеть! Я поручился за тебя, так что собирай жопу в горсть, – с этими словами Леонидович вышел из комнаты и плотно закрыл за собой дверь. Впервые за долгое время я уснул, и никто не пришел ко мне в сновидении, даже собаки в ту ночь замолчали.

Я проспал около суток, в сознание меня привели утренние теплые солнечные лучи. Кажется, я вставал пару раз, чтобы отлить, и в беспамятстве возвращался обратно в постель. В коммуналке на удивление было тихо, наверное, все ломанулись гулять и праздновать, пока я отсыпался в блаженном одиночестве.

Стоило мне сесть на кровати, в дверь комнаты постучали. Робко, сразу было понятно, что рука женская, парни обычно просто вламывались и распахивали холодильник, вытаскивая все объедки, громко рассказывая новости, о которых я не хотел знать.

Это была Лиля. Именно ее розовые тапочки поселились в комнате раньше нее самой. Она была младше меня и училась на подготовительных курсах, чтобы в дальнейшем поступить в академию. Девочка жила неподалеку и подрабатывала моделью для художников, у нас на занятиях она была частой гостьей. Мне нравилось ее рисовать, она мало разговаривала и часто краснела, белая кожа покрывалась румянцем, черные длинные волосы струились до самой талии. Написанную мной картину, для которой позировала Лиля, похвалили преподаватели. Мы оба были довольны.

Родители Лили тоже были художниками, выпускниками академии. Точнее, ее отец, Матвей, не доучился, решив, что с него хватит. Он стал писать разные картины, в основном обнаженку, на больших форматах, и они неплохо продавались. А мама Лили окончила вуз и стала преподавать в частных школах. Семья жила безбедно, нередко выбиралась на юг, но, по сути, родителям до Лили не было дела, они оставались свободными художниками, а девочка после шестнадцати лет была полностью предоставлена сама себе. Она вела блог об искусстве, часто позировала и знала все, что происходит на художественных тусовках Питера. На момент, когда она вошла в мою дверь, ей только-только исполнилось восемнадцать.

Она тихо приходила и так же исчезала. Иногда я чувствовал себя подонком, не уделявшим ей никакого внимания, но, казалось, она сама не хотела навязываться.

Девушка вошла в мою комнату с большой холщовой сумкой в руках. На Лиле была плиссированная юбка и растянутая майка из секонд-хенда с надписью Metallica, белые носочки и кеды Converse дополняли образ. Она осторожно поставила авоську, подошла ко мне. Я положил голову на ее небольшую грудь (лифчик она не носила), и долго вдыхал ее запах. Ее пальцы залезли в мою отросшую шевелюру, а мои руки сами забрались к ней под юбку. Ладони скользили по гладкому телу, стягивали одежду, та падала на пол безвольными тряпками. Учащенное дыхание наполняло утреннюю тишину.

Мы занялись сексом – нежным, тихим, без слов. Возможно, я в первый раз разглядывал ее лицо не с профессиональной точки зрения, не составляя в голове палитру цветов или не выбирая наиболее удачный ракурс. В тот момент Лиля стала самым настоящим человеком, а не натурщицей, – теплой, красивой, единственной.

Свежий утренний ветер врывался в старую форточку, копошился в занавесках. Мы провели в постели весь день, курили и рассказывали новости. Рядом с Лилей я становился разговорчивым и открытым.

В сумке обнаружился куриный суп, пирожки с разной начинкой, которые она испекла для нас, пара рубашек ее отца и пличного вида брюки. В холодильнике нашлось дешевое вино и немного водки. В перерывах между едой и сексом мы танцевали под музыку Элвиса Пресли. За окном птицы подпевали королю рок-н-ролла, теплое солнце согревало вечно промозглый город, старые величественные постройки подставляли ему свои промерзшие, шершавые бока.