У моего плана был только один минус – я абсолютно беспомощен против Л.О.Р.Д.-а… мне нужны союзники…

– Это всё Л.О.Р.Д… – шёпотом начал я. – Я уничтожу его…

Ника посмотрела на меня с печальным укором. Антарес же – к моему удивлению – перестав рассматривать чью-то туфлю, до безвкусицы облепленную стразами, подполз к нам и начал слушать.

– Дурень ты, Шура, – хрипло произнесла цыганка. – Самые могущественные колдуны из числа твоего народа не смоги противостоять Л.О.Р.Д.-у, а что ты им сделаешь? Направишь на них армию плотоядных фикусов?

– Возможно, но – для начала – узнаю, почему эти самые могущественные колдуны не смогли ничего Л.О.Р.Д.-у сделать… и поэтому мне нужна помощь…

– Дурень… – шёпотом повторила Ника, осторожно коснувшись своими губами моих. – Я пойду за тобой, хоть и не верю тебе. И Эрно пойдёт, и мама, и дедушка, и отец, и весь наш табор и, я уверенна, что многие другие недовольные жизнью. Они не будут тебе верить, но будут верны тебе до последней капли крови, просто потому что у них нет выбора. Но и этого будет мало, чудовищно мало и все мы захлебнёмся собственной кровью. Ты же, оставшись среди мертвецов, вскроешь себе горло, не желая стать пленником Л.О.Р.Д.-а. Я же буду рыдать и проклинать тебя, когда любовь станет ненавистью и… умру следом, ибо ненависть не помешает мне любить тебя и дальше… – она отстранилась и, стоя в дверном проёме, прошептала. – Что ты сделал со мной? За что? – после чего удалилась.

Чувствуя слабость в коленях, я опустился на ковёр, наблюдая как Ника уходит дальше и дальше и, резко завернув в лево, скрывается из поля моего зрения. Всё стало ещё непонятнее, чем прежде… «Что я сделал с тобой? За что?» – вдруг слетело с моих губ. Это не могла быть магия, хотя бы потому, что ничего подобного я не совершал, впрочем, я даже не знаю, как работает эта… любовная магия? Да, пожалуй, она так и называется. Но я никак не касался Ники, тогда я её даже не сразу заметил, а она уже… влюбилась… неужели это могло случиться только потому, что я эльф? Да не, бред. Антарес, требуя внимания, что есть сил дёрнул меня за рукав. Взяв брата на руки, я принялся его баюкать:

– И вновь всё повторяется… то есть, в приюте я сначала был объектом всеобщего обожания, а потом… презрения… как и сейчас, Антарес, как и сейчас… – пока я вёл свой монолог, единственный слушатель увлёкся пуговицей на моей рубашке, что не удивительно – она была большой, с гранённой фиолетовой стекляшкой, в тонкой оловянной оправе. – Что я делаю не так? Неужели… я должен уйти отсюда… чтобы Ника меня забыла… – осознав, что пуговица пришита крепко, Антарес принялся за мой воротник. – Но ты-то явно диких условий не выдержишь! Знаешь, порой мне кажется, что ты всё тот же Неизвестный, как, например, тогда, когда я рассказывал о своём плане Нике, а порой… – он приподнялся на локтях и… выдрал мне пару волосин с головы.

Было больно, я со всей силы сжал челюсти:

– Но всё чаще понимаю, что ты больше не Неизвестный… а Антарес, мой малолетний садист-брат!

Тем не менее, я знал, что должен уйти, но лишь полностью убедившись, что за Антаресом будет необходимый уход, и что, я смогу снова найти брата, когда с Л.О. Р. Д.-ом будет покончено. Поэтому я, с Антаресом на руках, пошёл к Меркуле.

Цыганку я застал за распитием эддекоперки:

– О, Шура, Антарес, доброе утро! – приветствовала нас Госпожа Шрам.

Я надеялся, что она не из-за меня взялась за бутылку с этой дрянью. Тем не менее пьяной она не выглядела, а зелёные искры были почти не заметны.

– Госпожа Шрам, у меня к Вам серьёзный разговор…

– Угу, – кивнула она, вновь приложившись губами к горлышку и сделав внушительный глоток, ни капли не морщась. – Я слушаю. Это пойло нисколько на меня не действует, представляешь. Ну… разве что настроение улучшается. Ладно, извини, говори.