На заборе был нарисован красный крест в белом круге.

– Я сейчас, – быстро сказал Петька и исчез за калиткой.

Я стоял у забора, осматриваясь по сторонам и всё ещё удивляясь странному затишью в деревне. Только ветерок шелестел листьями деревьев и кустов. Калитка хлопнула, я обернулся и увидел довольного Лысого с трёхлитровой банкой.

– Всё? Возвращаемся? – спросил я.

– Осталось ещё одно дело, – ответил Петька.

– Что ещё?

– Ты же меня знаешь, Бычара.

– Знаю.

– Ну вот, я такой общительный, весёлый.

Я согласно закивал, улыбаясь.

– А когда девки рядом, я другой.

– В смысле?

– Ну, меняюсь я. Ничего не могу с собой поделать. Замыкаюсь как-то, что ли.

– Для этого и пьют алкоголь. Чтобы расслабиться.

– От алкоголя ещё хуже. Башню срывает, и туплю я.

– И что ты придумал?

– Есть ещё одна бабка здесь.

– Подробнее.

– Ну…

– Говори уже!

– Зелье у неё можно взять.

– Ведьма, что ли?

– Ну почему сразу ведьма? Травница она.

– Ну-ну, и что за зелье?

– Чтобы не пьянеть и посмелей быть.

– И приворотное заодно попроси, – улыбнулся я.

– Не смешно.

– Действительно, не смешно, – сказал я и кивнул головой за его спину.

Петька обернулся. По улице к нам шёл старик в чёрном.

– Это что за мухомор? – выкрикнул Лысый и тут же закрыл рот ладонью.

– Похоже, друг твоей ведьмы. Валим.

Мы побежали по улице, и Петька наконец начал соображать.

– Направо, – выкрикнул он и дёрнул меня в сторону.

Я следовал за ним, иногда оборачиваясь. Старика не было видно.

Петька резко остановился, и я едва не налетел на него.

– Она здесь жила, – тяжело дыша, проговорил Лысый.

Дом был неопределённого цвета, впрочем, как и окружающий его забор.

– Не похоже, чтобы здесь кто-то жил. Всё сгнило давно.

Петька поставил банку самогона на землю, забарабанил в калитку и закричал. Тишина. Зато на другом конце улицы показался дед.

Глава 11

– Откройте, – кричал Петька, тряся калитку.

В моей голове мелькнула мысль: а почему, собственно, мы боимся этого старика? Но лёгкий ветерок порывом унёс эту мысль, и пришла другая. Надо бежать. Хуже всего, что мои ноги и тело так не считали, и все мои попытки пошевелиться приводили только к вращению и наклонам головы. Я повернулся к окнам гнилого дома. Не помню, молился я или матерился. Мне показалось, что за окном пошевелилась грязная тряпка, выполняющая роль занавески.

Страх был. Но не знаю, что меня пугало: старик в чёрном или то, что я оказался совершенно беспомощным перед ним. Тело словно окаменело.

Старик приближался, и я уже хорошо видел его. Он шёл к нам, как кукла на ниточках, управляемая неопытным кукловодом. Его ноги то замирали, то рывком делали несколько быстрых шагов. В правой руке он держал пучок каких-то трав. В левой были чёрные свечи. Он был всё ближе и ближе. Нас разделяло шагов десять, когда калитка распахнулась.

Петька потащил меня к гнилому дому. Моё тело перестало валять дурака и зашевелилось. Лысый колотил в дверь, а я непроизвольно наблюдал за стариком. Тот целеустремлённо подошёл к полуоткрытой калитке и, сделав шаг, отшатнулся, словно стукнулся о бетонную стену. Он переложил свечи к травам и свободной рукой принялся ощупывать невидимую стену перед собой.

Дверь дома распахнулась, Петька отскочил в сторону и врезался в меня. Мы оба распластались на земле. Я повернулся к дому, ожидая увидеть Бабу Ягу, которая так напугала моего друга. Из тёмного дверного проёма вышла черноволосая и черноглазая девочка в грязных лохмотьях.

Старик зашипел и сделал шаг назад. Девочка быстро осмотрелась вокруг, выкрикнула старику одно слово, которое я даже при желании не смогу повторить, потому как сомневаюсь, что это был человеческий язык. Дед что-то зашипел себе под нос и пошёл от дома своей дёрганой походкой.