Будничный Петербург, чей голос шепчет завыванием ветра и звенящими от дождя подоконниками. Если остановиться, отдаться ему, то он расскажет кое-что еще. Фигуры под зонтиками растворяются во времени, а город-бунтарь стоит, не желая покоряться природе. В его венах течет кровь из бензина и электричества, каменная мощь сдерживает наводнения, но утопает в наваждениях той красоты, что бросает вызов вечности. И все же нет сомнений, что даже Питер однажды исчезнет, как те фигуры, чьи зонтики дрожат от порывов ветра.

Почему я волнуюсь из-за всех этих пустяков, что происходят в моей жизни? Ведь она так коротка! Даже если случится худшее и все узнают, что я псих, маньяк, самый опустившийся из людей, меня посадят в тюрьму, будут пытать, да хоть казнят – и что с того? В этом не больше смысла, чем в счастливой семейной жизни, которой я наслаждался ранее. Все скоро закончится. Или перейдет из одного состояния в другое.

Визг турникетов, хрип эскалаторов вернул меня в приземленные, а вернее подземные, пласты реальности. Час пик уже прошел, но народа в метро все равно хватало. Подъехала электричка. Не помню, как зашел в нее. Увидел свободное место в вагоне, сразу сел, закрыл глаза. Вот бы снова поймать ту секундную искру безмятежности, которая согрела меня под дождем, и не терять ее никогда. Возможно ли это здесь, среди вечно торопящихся, раздраженных от нехватки места и воздуха людей? Каждый из них ненамеренно, незаметно выкачивал из меня спокойствие. Иногда я приоткрывал глаза, чтобы посмотреть, кто наступил мне на ногу, или убедиться, что не проехал свою остановку.

Какой-то незнакомец сел рядом со мной, и стало совсем тесно. Я снова отгородился от всех сомкнутыми веками, когда вдруг почувствовал тычок в бок. В чем дело? Рефлекторно открыл глаза. Незнакомец доставал из кармана блокнот. Видимо, задел меня случайно. Духота – частый пассажир в метро. Мой сосед как будто не замечал ее: он был в шарфе и в задернутом капюшоне. Глаза скрывали солнцезащитные очки.

Впрочем, какое мне до него дело. В Питере люди порой соревнуются, кто из них страннее. Ничего нового. Я закрыл было глаза, однако снова получил локтем в бок. Постарался не обращать внимания. Задел и задел. Но тычки продолжались и довольно настойчиво.

Я попросил его быть аккуратнее. Незнакомец даже не повернул головы. Судя по направлению непроницаемых стеклышек очков, он смотрел куда-то вперед, прямо в живот стоящего напротив и держащегося за поручень мужчины. Осанка незнакомца при этом была неестественно прямая, из-за чего он казался значительно выше меня, ведь я обычно горбился.

Может, он просто слепой, – устыдился я. Только зачем слепому блокнот? На листке карандашом был вычерчен треугольник. Параллельно основанию фигуру пересекала линия. Я уже собирался снова сделать попытку задремать, как он перелистнул страницу. Я не мог поверить: на пожелтевшей бумаге изображалась со спины человеческая фигура, которая идет посреди тоннеля.

Незнакомец вновь перелистнул страницу. Хотя рисунок был исполнен простым карандашом, художник мастерски передал густые пятна на полу и стенах. Кто-нибудь другой вряд ли догадался бы, что это кровь. Темные сгустки вызывали тревогу. Пространство позади одинокой фигуры заполнялось плотными штрихами. Они перечеркивали друг друга, будто пожирали, и чем ближе к краю листка, тем чернее становились. А тоннель впереди, казалось, не имеет конца. Человек на рисунке слегка горбился. Он обхватил себя руками и двигался на согнутых ногах, изможденный и напуганный.

Незнакомец перелистнул страницу.

Чернота уплотнилась и пододвинулась ближе к спине шагающего. Из нее вырастали щупальца и разливались по полу и стенам. Я вспомнил, как во сне у меня под ногами текла кровь.