– Еремей Иванович я! – ночной гость широко и слегка виновато улыбался, – Ещё раз прошу меня простить, однако в Лондоне именно Вы мой единственный хороший знакомец, боевой товарищ, да и учились вместе… К тому, наша вчерашняя случайная встреча на Бонд-стрит показалась мне истинным знаком Божьим! Тут такое дело, у меня сегодня День ангела, а отметить мне его с соотечественниками уже много лет не доводилось…

– Так, первым делом предлагаю перейти на ты, как в корпусе было. – возражений у Лобова не было, Сидоров был ему приятен, а их встреча действительно была чудом.

– Нисколько не возражаю! Алексей, ты в Лондоне давно?

– Вот уже четвёртый месяц сижу! Ничего толком не выходит! Русским король не доверяет. Все прошения о допуске на заводы отвергает. Давно бы уехал, но и в Лондоне есть с кем поговорить, что посмотреть. Но, коли ещё пару месяцев так посижу – домой поеду. Что я задаром хлеб ем?

– Да, тебя уже можно местным жителем считать. Ты не пугайся – это свой!

В дверь бесшумно, словно тень, просочился человек в чёрном плаще с капюшоном, закрывающем лицо. В руках он держал немалых размеров свёрток. Также бесшумно тюк был водружён на стол, после чего вошедший снял плащ и оказался довольно упитанным красавчиком-блондином.

– Познакомься, Алексей. Это мой помощник – Йозеф из Черниц, что в Богемии16. Золотой человек, если что достать надо. Поверишь, это вот всё он нашёл по дороге к тебе. Ночь на дворе, лавки закрыты, а он вот – разжился! – краснеющий от похвалы, как девица, Йозеф выкладывал на стол бутылки вина́, копчёный свиной окорок, разнокалиберные колбасы, сыры, хлеб.

Спустя некоторое количество выпитого и съеденного, после первой партии воспоминаний об учёбе в корпусе и турецкой войне выяснилось, что Йозеф предпочитает, чтобы среди друзей его называли Ружичкой17 – краснеет он с детства легко и ярко. Болтун этот богемец был первостатейный – говорил много, интересно, и даже его своеобразный акцент, что прорезался и в его родном немецком и русском, который Йозеф старательно учил, не портил общее впечатление. Такие он истории рассказывал о жизни в Империи, об имперской армии, о городах Нидерландов.

Когда Ружичка прерывался на употребление вина́ и еды, причём охоч он до чревоугодия был невероятно, почти половину всего, что было на столе, съел и выпил именно он, могли говорить и Алексей с Еремеем. Сидоров рассказал про то, как ему удалось достать французский план развития артиллерии:

– Да я присмотрелся к твоему Грибовалю, всё, как ты и говорил – охрана у него в доме, не дай бог! Только штурмом и брать! Пришлось отправиться к начальнику артиллерии, а его канцелярию сторожили уже слабее.

Пару дней мы с Ружичкой присматривались к охране, а потом ночью и нагрянули. В первый раз всё шло, как рассчитали: сторожей обошли, в архив залезли, но потом оказалось, что порядка там мало – в первый раз этот план не нашли. Пришлось на следующую ночь опять лезть, здесь уже всё обнаружили. Однако же, кроме документов, ещё нашёлся старый канцелярист, который мучился бессонницей и прибрёл, на своё и наше несчастье, в этакую рань на работу.

Заметил беспорядок, давай орать, будто ему чего дверью прищемили. Стража набежала и городская тоже, солдаты подтянулись, попали бы как кур в ощип, да Ружичка сообразил – лампу в документы швырнул. Пожар начался – бумаги там было до потолка, как заполыхало… Выскочили мы удачно, а вот канцелярия сгорела. Пришлось из Франции галопом удирать. Хорошо, что искали баварского отставного офицера на службе австрийского посла со слугой, а мы уже изображали двух англичан.