– Спасибо, – говорю я, а Лили кривится.

Я благодарна, правда, но признаюсь, я всегда втайне надеялась, что когда-нибудь Сигласс станет моим. Не думаю, что кто-либо в семье любит его так же сильно, как я. Бабушка отпивает глоток шампанского, прежде чем продолжить.

– Моя авторская прибыль будет продолжать идти в мои любимые благотворительные фонды до тех пор, пока на это будут средства. Я оставляю Сигласс в руках моей драгоценной правнучки. Надеюсь, мы все можем согласиться, что Трикси это будущее семьи. Мой дом будет удерживаться трастом для нее одной, пока она не повзрослеет, вместе с другой прибылью и будущими выплатами от издателей…

– Погоди минуту, – перебивает Лили, снова закуривая. Она затягивается и выдыхает облако дыма. – Ты оставляешь все моей дочери, ребенку, и ничего мне? Ты наконец-то окончательно тронулась.

Роуз улыбается ее взрыву. В отличие от остальных она кажется полностью безразличной и не оскорбленной.

– Не все, – вздыхает бабушка. – Лили, пожалуйста, перестань курить в моем доме. Прежде чем крохотные шестеренки в твоей голове попытаются крутиться – завещание предусматривает, что ты не получишь ни пенни из того, что достанется Трикси. Кроме того, я еще не умерла. Тебе надо научиться самой прокладывать путь в жизни, мир тебе ничего не должен, как и я. Но… обрадует вас это или нет, я начала работать над своей последней книгой.

– Ты годами не писала ничего нового, – говорит отец.

– Что ж, мне нечего было сказать. Но теперь у меня есть последняя история, которую я хочу рассказать. Она о дисфункциональной семье, похожей на нашу.

– Что? – говорит Нэнси.

– Ты написала о нас книгу? – спрашивает Лили.

– Я набросала несколько идей, – отвечает бабушка.

Отец невольно грохает бокалом по столу.

– Ну, я не думаю, что это будет продаваться. Я хочу знать зачем? Зачем приглашать всех нас сюда, если ты все это время планировала ничего нам не оставить? Я твой сын. Твой единственный ребенок…

– Пожалуйста, тише, – прерывает Лили. – Трикси уже спит наверху.

– Потому что будущее этой семьи и то, что я оставлю после себя, долго было в моих мыслях, – говорит бабушка.

Мне кажется, она собирается сказать что-то еще, но нет.

Она молча замирает с округленными глазами – вместе с остальными – когда мы слышим тоскливый перезвон колокольчиков снаружи и хлопок двери в другом конце дома.

Уже почти десять вечера.

Прилив.

Я вижу, мы все думаем об одном и том же. Невозможно пройти по перешейку в это время ночи, и никого больше не ожидается в Сиглассе этим вечером.

– Может, Трикси проснулась? – шепчет моя мать.

– И пошла погулять под дождем? Не думаю, – отвечает Лили.

По-моему все мы знаем, что это не мою племянницу мы слышим в коридоре.

Все с ужасом глазеют на дверь кухни, слушая звук тяжелых приближающихся шагов. Мы коллективно задерживаем дыхание, когда дверная ручка начинает медленно поворачиваться.

Отец откидывается на стуле, Нэнси охает, Лили взвизгивает, а бабушка чертыхается, когда дверь распахивается. Пламя свечей на столе подрагивает, отбрасывая на наши лица зловещий узор, и только Роуз держит эмоции на коротком поводке в то время как в дверном проеме появляется мужчина. Свет из коридора подсвечивает его сзади, и у меня уходит несколько секунд, чтобы узнать фигуру человека, наложившего новую тень на этот вечер.

Конор входит в кухню. Мужчина, которого я тайно любила с детства, слишком давно оставался чужим. Я провела бо́льшую часть жизни в зале ожидания любви, где меня не замечали те, чьего внимания мне хотелось. Другим как будто так просто это дается – у Лили никогда не было проблем с привлечением внимания противоположного пола – но я всегда была немного неловкой. Я никогда не знаю, что сказать или сделать, когда мне кто-то нравится, поэтому обычно я вообще ничего не говорю и не делаю. И все же никто здесь не одобрил бы моих отношений с Конором. В каждой семье есть черная овца, а с фамилией вроде Даркер