Познать смерть с точки зрения ПЕРВОГО ЛИЦА принципиально невозможно также потому, что познание смерти с этой позиции практически всегда есть «источник тревоги»: «Я загнан в угол. Смерть в первом лице – тайна, которая затрагивает меня глубоко и всецело…, я приближаюсь к ней вплотную и не могу сохранять дистанцию по отношению к проблеме. Решается моё дело!»7. В случае со смертью в ПЕРВОМ ЛИЦЕ не может быть и речи о какой-то объективности или нейтральности. Поэтому человек не в состоянии познать её с этой позиции.

С другой стороны, именно восприятие смерти с точки зрения ПЕРВОГО ЛИЦА демонстрирует нам всю бессмысленность страха перед нею, потому что, как это выразил в своей знаменитой и часто цитируемой фразе древнегреческий философ Эпикур: «пока мы существуем, смерть еще отсутствует; когда же она приходит, мы уже не существуем»8. Человек противостоит смерти, борется с ней и видит в ней ключевую проблему своей жизни, но всё это он делает, пока живёт. С прекращением жизни проблема смерти как таковая для него исчезает. Но пока человек существует, он испытывает глубинный страх перед смертью, которую он воспринимает как «переход» из состояния бытия в состояние не-бытия, хотя последнее, в строгом смысле слова, не является «состоянием», ибо с наступлением смерти индивидуальное бытие заканчивается, а вместе с ним заканчиваются и исчезают те страхи и страдания, которые его сопровождали. «Вне жизни» ничего нет – нет ни страхов, ни страданий. Но, пока человек существует, он испытывает панический, инстинктивный и глубинный страх, который оказывает своё (не)заметное влияние на все его мысли, дела и поступки, на что очень точно указал Мартин Хайдеггер (Martin Heidegger). Этот страх является сопутствующим элементом человеческого существования. Познать и объяснить этот глубинный и бессознательный страх человеку совершенно не просто, ибо познать и объяснить страх он может, лишь не имея его. Однако, утеряв страх, человек утеряет вместе с ним и необходимость познавать его.

Именно позиция восприятия смерти с точки зрения ТРЕТЬЕГО ЛИЦА открывает человеку уникальную возможность, испытывая страх смерти, попытаться игнорировать его и таким образом описать смерть «на дистанции». Но насколько достоверны все эти описания смерти с позиции ТРЕТЬЕГО ЛИЦА? Ведь с этой позиции человек описывает «чужие» состояния и ощущения, которые он может только предполагать, но которые он, однако, не в состоянии лично испытать. Ведь в тот момент, когда переживание смерти становится моим личным испытанием, оно уже не поддаётся «моему» описанию.

Ещё сложнее обстоит дело с такой смертью, которая воспринимается с точки зрения ВТОРОГО ЛИЦА, когда, по меткому выражению Янкелевича, «неутешный оплакивает незаменимого»9. Ведь в этом случае речь идёт о смерти близкого человека. Янкелевич называет эту ситуацию – «промежуточным и в некоторой степени даже привилегированным событием»10. «Промежуточным» это событие является потому, что чужая смерть есть жесткое и бескомпромиссное напоминание о неизбежности моей собственной смерти, а «привилегированным» оно является потому, что смерть в этом случае, настигнув другого человека, обошла, к счастью, меня стороной. Именно этот момент описывает Толстой в своей знаменитой повести «Смерть Ивана Ильича», характеризуя очень точно реакцию окружения на событие другой / чужой смерти: «самый факт смерти близкого знакомого вызвал во всех, узнавших про нее, как всегда, чувство радости о том, что умер он, а не я»11.

Наше отношение к смерти является, таким образом, двойственным и противоречивым. «На смерть мы смотрим с позиции наблюдателя, но, с другой стороны, мы погружены в нее, как в судьбу, не имеющую никакой перспективы»