Проследить за бывшим семинаристом, для Порфирия – охотника потомственного и добычливого – не составило никакого труда. Еще затемно, он вышел во двор обиходить скотину, но сам все время поглядывал вдоль улицы, туда, где стояла развалюха Васьки. И точно, только начало светать, тот, озираясь словно тать, прошел мимо, и направился к выходу из деревни, в сторону реки.

Порфирий подождал, когда фигура односельчанина растворится в лесу – он не хотел, чтобы тот заметил, что за ним следят – и лишь тогда забежал в сени, закинул за плечи собранную понягу, ружье и быстрым шагом пошел со двора.

Он легко нашел свежий след Васьки, и теперь уже не спеша, направился за ним. Постепенно рассвело, и несколько раз он замечал, как в просвете между голыми зимними лиственницами мелькал черный кожушок односельчанина. Порфирий еще сбавил шаг, и теперь шел, совсем медленно. Не по-охотничьи. Он даже разозлился на Ваську, что тот еле бредет. Как на прогулке. Как будто ему никуда не надо. «Ну, гад, если зря время потеряю, и он ничего путного там не прячет, то выйду нагло навстречу и отматерю. Пусть гадает, специально я за ним шел, или случайно встретились». Ведь обидно же будет. Целый день потерять зря.

Как оказалось, не так уж и рядом была Васькина находка. Шли они уже не один час. При этом Порфирий измотался, наверное, уже больше Василия. Когда вышли из деревни и дошли до реки, тот пошел по льду, где ветер уже хорошо уплотнил снег, а Порфирию пришлось прятаться и идти лесом, иначе вся затея пошла бы насмарку. Если бы Васька увидел преследователя, то ни за что не пошел бы к своему схрону. Это было ясно еще по вчерашнему разговору. Поэтому, когда Василий ходко шел по почти ровному твердому насту на реке, Порфирий пробивался по целине в лесу, лишь иногда отводя душу на натоптанных косулями тропах к водопою.

Но, как ни долог путь, он всегда заканчивается. Васька свернул с реки в устье когда-то, еще на Памяти Порфирия, безымянного ручья. Однако, после того, как их односельчанин Пахом, прыгая по камням, сломал здесь ногу, речушку стали звать Пахомов ручей. Василий прошел по ручью от устья не очень далеко. Примерно треть версты, а потом свернул в чащу. Порфирий только диву давался, как он мог здесь что-то найти? Зачем Ваську сюда понесло? Хотя понятно – вдоль ручья густые заросли ивняка, зайцы пасутся.

Наконец, Василий остановился. Порфирий осторожно крался ближе к нему. Шагах в пятидесяти, он затаился. Дальше идти опасно, Васька мог заметить. Он хоть и не охотник, но родился и вырос в тайге. Все равно естество-то местное, таежное.

Он ждал, что Василий сначала хоть чаю вскипятит, перекусит чего. Ведь с раннего утра идут, а во рту даже маковой росинки не было. Но тот не стал разводить костер. Он присел на что-то, отсюда через кусты было не разобрать, и, как понял Порфирий, начал жевать краюху. «Дурачок – всухомятку жевать, сил не прибавится. Так и не стал он по-настоящему лесовиком. И вообще, дрянь человечишка. Даже не женился до сих пор». Порфирий устал, хотел есть, и потому злился. На самом деле он никогда так раньше о Василии не думал. Да если честно, он и не замечал его. Разные они – Порфирий настоящий, справный мужик. Все, как положено – дом, хозяйство. А Васька что? Так, пшик один. Как спичка, которая не зажглась, а только пшикнула.

Тот тем временем уже встал, и пошел на средину поляны. Там начал творить что-то непонятное. Васька копал снег. Руками. Выгребал и отбрасывал. «Что за черт? Зачем?» Порфирий не сдержался, и пополз ближе. Любопытство снедало его. А Василий уже закопался так, что виден был только его зад. «Да, что там такое? И как он умудрился учуять что-то под снегом?!»