Три революции пережила русско-советская культура. Революция кофточек, которая удвоила гардероб, ибо две юбки и две кофточки – это четыре наряда. Революция сапог, освободившая женщин от зимних рейтуз со штрипками. Революция колготок, избавившая от дополнительной части туалета под названием «пояс» и от выпирающих сквозь тугую юбку подвязок.

Но все эти революции не затрагивали тела. Ну разве что появились шарики от пота. Да и то мне случалось еще в 1970-е (!!!) слышать фразу: «Проститучий запах дезодоранта». Привет от Анжелики Дмитриевны (кстати, танцовщицы издавна подпудривались питьевой содой: как рукой снимает, лучше всякой «Рексоны»).

Четвертой революцией – посткоммунистической – стала возможность показать свое красивое, гладкое, свежее тело. Просвет между коротким топиком и низко сидящими брючками – как неустранимый зазор между государством и гражданином, между политикой и повседневностью, между холодными требованиями общественной необходимости и жарким шепотом желаний. В этом зазоре сияет смуглый животик с пирсингом в аккуратном пупе. Гладкие ножки. И в смысле legs, и в смысле feet. Здесь пора остановиться, наверное, а то уж совсем разогнался. Нет, хватит.

Не знаю, какой объем у индустрии тела, от косметики до фитнеса. Думаю, грандиозный. Но дело не в новой отрасли, подарившей нам красоту и рабочие места.

Революция тела сделала нас терпимыми. Ведь внешний вид: одежда, прическа, маникюр-педикюр, пирсинг, тату – это важнейший аспект самовыражения. Американцы считают, что внешний вид является одним из видов выражения собственного мнения и тем самым подпадает под защиту Первой поправки (решение Верховного суда по делу «Тинкер против школьного округа Дес Моинес», 1969; благодарю Бориса Каплинского за справку). Но терпимость – это не только благородное сочувствие к человеку, который не похож на тебя. Это еще и безразличие, равнодушное созерцание. Иногда кажется, что революция тела привела к эволюции (вернее, к инволюции, то есть к обратному развитию) политического поведения. Энергия табуированного тела – задрапированного в бесформенные шаровары и свитера или втиснутого в строгие костюмы и платья, – эта энергия устремлялась на площадь, на митинг, превращалась в марши и скандирования. Неважно, организованные властью, как в 1920—1980-е годы, или спонтанные, искренние, как в 1990-е. Теперь эта освобожденная энергия идет по своему исконному руслу, проложенному за десятки тысяч лет до всякой политики. Не на площадь, а на дискотеку. Не на митинг, а на тусовку. Не орать хором, а шептать на ушко. Хорошо это или плохо? Не могу давать оценки явлениям природы. Но в любом случае это Эрос, который, согласно записи тов. Сталина на книжке М. Горького, побеждает Танатос.

В общем, начал с сарафанов и ножек, закончил политикой. Куда денешься, культура у нас такая.

Александр Христофорович Бенкендорф в 1830-е годы с удовлетворением отмечал, что современная молодежь наконец-то занимается тем, чем ей, молодежи, заниматься положено – балами и танцами, и совершенно забросила политику.

Тогда же он сказал: «Прошедшее России было удивительно, ее настоящее более чем великолепно, что же касается ее будущего, то оно превосходит все, что может нарисовать себе самое смелое воображение».

Конечно, злой человек захихикает: эк двусмысленно выразился этот остзейский граф; смелое воображение разное бывает. Но будем надеяться на лучшее.

Я получил письмо:

«Здравствуйте, дорогой Д. В.!

Ко мне зашла подруга, вчера. Мы не виделись больше полугода и даже не созванивались.