Остановился у одной картины. На ней были изображены высокие, величественные горы. Белая седина на их макушке, окутанная вуалью тумана, являлась желанной целью любого альпиниста, который так и жаждет покорения неприступной дамы, скрытой среди облаков. Зеленая шубка лесов хранила много тайн, которые разжигали любопытство смотрящего. Ну и, конечно же, черное, каменное тело королевы степей, со своими морщинами и родинками в виде нервностей и уступов, ничуть не портящие впечатлений о столь статной мадмуазели.

Рассмотрев гордый горный пейзаж, я двинулся дальше и вновь остановился у другой картины, на которой теперь уходили поля.

Эта бескрайность маленькими волнами растекалась по моей душе, отдавая родным теплом с дна океана. И было в этом пейзаже что-то, что цепляло меня не видами, а чувством полета. Я ощущал ветер в штрихах художника, которых нет. Я видел в безжизненных движениях кистью взбудораживающее касания еле заметного воздушного потока, который своим невидимым объемом задевает травяной покров летнего поля. Легкий шум маковых цветов успокаивает душу сильнее корневого блюза. Я видел в остановившемся моменте продолжения деяний животных. Вот пролетела птица, вот проскакал заяц, вот где-то заиграл кузнечик, а где-то слышны уканья совы. Подул прохладный ветерок, который в жару, улавливаемую в махах мастера, был самым приятным ощущением на свете, остужающим и освежающим разгоряченное тело. И этот легкий ветерок забрал меня с собой летать среди птиц, которые не стесняются своих голосов и кричат громче рассудка. Громче любых других существ. Ощущение безопасного небосвода над головой, который принял тебя как родного сына, позволяет закрыть глаза и почувствовать ту безмятежность и спокойствие.

Меня случайно задел юпитерианин. Я болезненно вернулся в реальность, осознав, что я как вкопанный стою посередине коридора и заворожено смотрю на картину. И почему-то появился вопрос. Почему? Почему эта картина ощущалась как частичка меня? Будто бы потерянный кусок жизни возник на полотне. Но это неважно. Теперь я постоянный клиент кафе ,,Морчелли”.

Я уже не мог вернуться в бескрайнее поле и поэтому побрел дальше. Теперь уже на стене висел другой впечатляющий пейзаж. Ярый вулкан, окрасивший небо в черный буран раскаленного камня и пыли. Вулкан, активно выплевывающий потоки лавы и дыма, и, как неаккуратный младенец, расплескивающий раскаленную породу так небрежно, что несколько струек жидкой массы стекало по его каменной кожи, сжигая и поджигая все, что могло гореть. А когда оно дошло до леса… Все полыхнуло, будто бы спичка, зажженная неизвестным. Начался сущий ад: клубы нескончаемого черного дыма скрыли солнце, и почти все окуталось мраком, освещаемом вспышками огня. Леса горели, поля горели, сам вулкан горел, все горело. Огонь. С одной стороны, теплый и приятный, но дать ему свободно- он вспыхнет и поглотит все, что ему дозволено природой.

Немного ужаснувшись, я поскорее пошел дальше. И между барной стойкой и мной возник еще один шедевр художника. Озеро. Спокойное и умиротворяющее, оно было полной противоположностью предыдущему хаосу. Водная гладь привлекала внимание своей зеркальной поверхностью так же, как и пламенный ад, ветреный простор и каменное величие. Где-то вдалеке вода и небо сливались, разрушая линию горизонта и обманывая зрителя ложной бесконечностью. Скала в правом углу была нужна, чтобы дать картине изначальный смысл: покой штиля на полноводном озере, ведь без каменного друга неопытный ценитель искусства попросту принял таинство воды за голубой квадрат с еле заметными проблесками разного оттенка синего.