– Да, конечно.
Еще не вытащив руку из кармана, я услышал шорох, начал оборачиваться и… Голова у меня лопнула.
Я лежу на чем-то холодном и колючем, под щекой липкое. Правое колено болит, да и лежу я неправильно, словно перед сном обо что-то ударился. Нужно открыть глаза. Левый не открывался, правым я увидел грубый бетон.
Тротуар.
Боль и воспоминания возникли одновременно. Я застонал.
Послышались шаги – я тут же подумал о грабителях и с трудом поднялся на четвереньки. Голова раскалывалась, стоило нагрузить ушибленное колено – оно заболело сильнее. Липкой гадостью на асфальте оказалась кровь.
Встать не получилось, поэтому я развернулся и сел спиной к мусорным бакам. Подняв голову, я увидел женщину с двумя пакетами из супермаркета. Она аккуратно обогнула гигантскую гору мусора и увидела меня:
– Боже мой! Ты как, ничего? Что с тобой случилось?
Я захлопал открытым глазом и сжал голову руками. Сесть я смог, но из-за того рывка в затылке появилась резкая пульсирующая боль.
– Меня ударили сзади.
Я ощупал нагрудный карман, в котором носил деньги:
– И ограбили.
Пальцами я разлепил веки левого глаза. Они просто слиплись от крови, а сам глаз не пострадал. Осторожно коснувшись затылка, я нащупал большую шишку. Пальцы оказались в крови.
Зашибись! Я в чужом городе без денег, без родных, без будущего. Пульсирующая боль в затылке меркла перед гадким ощущением того, что я это заслужил.
Если бы я вел себя лучше, может, и мама не сбежала бы, и папа не пил бы так сильно…
– Я живу тут, по соседству. Сейчас же наберу девять-один-один!
Не дожидаясь ответа, женщина поспешила прочь. В руке у нее был газовый баллончик, прикрепленный к цепочке для ключей. К домам она не приближалась и внимательно оглядывала подворотни.
Вот это умный человек. Куда умнее меня.
Девять-один-один значит полиция, а я без документов и не хочу, чтобы родителей ставили в известность.
От номера в отеле меня по-прежнему отделяло три квартала. Я сомневался, что смогу стоять, а идти – и подавно. В номере мне будет безопаснее. Вспомнилось мое прибытие в отель, стальная дверь с хорошим замком, рваные обои… У меня оплачено еще три дня.
Я закрыл глаза и прыгнул.
На полу номера оказалось куда теплее, чем на тротуаре, и куда безопаснее. Я подполз к кровати и медленно, осторожно забрался на нее.
Наволочка испачкалась кровью – только мне было все равно. Около полуночи я отправился в уборную, двигаясь осторожно, как папа наутро после пьянки. Запер дверь, пустил воду в ванну и пошел отлить.
Из зеркала на меня смотрел герой фильма ужасов. Волосы на голове пропитались кровью из раны. Вообще-то, они у меня светло-русые, но сейчас напоминали мерзкий черный блин. Кровь засохла и на левом виске, она уже осыпа́лась, обнажая бледную кожу.
Я содрогнулся. Даже если бы мне хватило сил пойти в отель пешком, полиция наверняка останавливала бы меня в каждом квартале.
Я залез в ванну, удивляясь, что вода горячая. Последние два дня она была в лучшем случае тепловатой. Я лег на спину и опустил затылок в воду. Немного жгло, но от теплой воды стало легче. Я аккуратно намылил голову и промыл лицо. Когда сел, вода в ванне стала красновато-бурой. Пену и остатки крови я смыл с волос проточной водой и уже вытирался, когда в дверь постучали.
– Я почти закончил, – сказал я.
– Давай скорее! – громко потребовали из-за двери. – Ты не имеешь права оккупировать уборную на целую ночь!
Я стал вытираться быстрее и решил, что волосы высохнут сами.
Бам! – по двери сильно ударили ладонью.
– Скоре-е-е! Открывай гребаную дверь!
– Уже одеваюсь, – отозвался я.
– А мне насрать! Впусти меня, ты, пидор малолетний, впусти, и я отолью!