– Это пройдет, – ответил врач. – День-два – и все будет в норме. Резких болей в голове не ощущаете?

– Нет, – ответил я.

– А в спине?

– Нет.

– А ну-ка, встаньте с кровати и пройдитесь.

Я поднялся и прошелся по палате взад-вперед. Прошелся, правда, несколько неуклюже. Из-за того, что я лежал без сознания два дня, мои ноги затекли и не очень хорошо меня слушались.

– Прекрасно, – сказал врач. – А теперь встаньте прямо, закройте глаза, вытяните руку вперед и попробуйте дотронуться указательным пальцем до кончика своего носа.

Я закрыл глаза и выполнил просьбу Дмитрия Вахтанговича.

– Все нормально, – сказал он. – Позвоночник у вас не задет, координация движений хорошая. Садитесь на кровать.

Я присел. Врач взял стул и сел напротив меня.

– Сейчас я буду задавать вам вопросы, а вы будете мне на них отвечать. Итак, как вас зовут?

– Воробьев Илья Сергеевич, – ответил я.

– Сколько вам лет?

– Тридцать семь.

– Где вы живете?

Я назвал свой домашний адрес. После этого Дмитрий Вахтангович спросил, где и кем я работаю, как зовут моих сослуживцев, мой домашний телефон, в какой я учился школе, какой окончил институт, помню ли я события того дня, когда со мной произошло несчастье. На все его вопросы я дал точные ответы. Врач облегченно вздохнул.

– Ну, слава богу. С памятью у вас тоже все в порядке.

После этого Дмитрий Вахтангович стал ощупывать мою забинтованную голову.

– Здесь больно?

– Нет.

– А здесь?

– Нет.

– А вот здесь?

– Больновато, – признался я, отшатнувшись, ибо последнее прикосновение руки Дмитрия Вахтанговича в область темени действительно причинило мне некоторую боль.

– Это место ушиба, – успокоил меня доктор. – Заживет. Я думаю, долго вам у нас лежать не придется. Подержим вас здесь недельку, максимум полторы, после чего отпустим вас на волю.

Он поднялся со стула и направился к выходу из палаты.

– Если вдруг почувствуете что-то не так, сразу обращайтесь, – бросил он, едва повернув голову и закрыл за собой дверь.

– Ну, вот и славно, – обрадовалась Мария Петровна. – Все с вами будет в порядке. У моего Степана Тимофеевича хуже было. Его машина сбила. Перелом берцовой кости. Уже третий месяц здесь лежит. Еще не скоро обещают выписать. А вам всего неделю здесь куковать. Это ерунда.

Мы еще поговорили о том да сём, сходили на ужин в больничную столовую, Степан Тимофеевич проводил супругу, после чего мы легли спать.

Странности начались на следующий день. Когда я утром проснулся, я почувствовал, что гул в моей голове заметно ослаб. Это меня обрадовало. Похоже, я действительно быстро иду на поправку.

Я поднялся, надел пижаму, взял полотенце, которое висело на спинке моей кровати, и отправился умываться. Но едва я вышел в коридор, который был наполнен больными, получавшими у стойки медсестры свои лекарства, как в моей голове снова как будто заработал трансформатор. Сквозь весьма неприятное жужжание прорывались какие-то звуки, напоминавшие треск и щелчки, как в радиоприемнике, который настраивают на определенную волну. Нет, они не были сильными, они не сводили меня с ума. Просто, все это было как-то странно и непривычно. Я в испуге остановился. Такого со мной еще никогда не случалось. Проходившая мимо санитарка внимательно посмотрела на меня.

– Вам плохо? – спросила она.

– Да нет, ничего страшного, – соврал я. – Голова просто немного закружилась, и только.

– Бывает, – заметила санитарка. – Может, вам лучше пока посидеть?

Я присел на стоявшую у стены тахту. Санитарка еще раз окинула меня тревожным взглядом и пошла дальше по коридору. Гул в голове не умолкал. Треск тоже. Мимо меня проходили больные, медсестры, врачи. Я заметил, что когда кто-либо из них ко мне приближался, треск в моей голове усиливался, а когда отходил – треск ослабевал. Все это было странно и непонятно. Скоро будет утренний обход. Нужно обязательно все рассказать врачу. Может, у меня и правда что-то серьезное? Я еще немного посидел, затем поднялся и пошел в умывальник.