Это, действительно, был расцвет западной парламентской демократии, несмотря на то, что 90 % населения ещё к 30-м годам ХIХ века не имело избирательных прав. Этот центр был публичен. Его деятельность была гласной, широко освещалась прессой. При всех ограничениях избирательных прав, изъянах законодательства и эксцессах в процессе голосования, парламент избирался достаточно демократично.

Однако именно в это период начался переход капитализма в империалистическую стадию, как писали классики марксизма-ленинизма. Он сопровождался политическими процессами, приведшими к существенной трансформации Центра верховной власти. Первый процесс был обусловлен концентрацией капитала, сопровождающейся существенной дифференциацией внутри класса предпринимателей. Выделяются монополистические группы, начинающие контролировать значительные сегменты национальной экономики и капитала. Они приобретают политическое влияние в масштабах страны, а не только отдельных территорий. Политики, выражающие локальные интересы, уходят в прошлое. Эти группы начинают формировать подконтрольный им политический класс и общенациональные СМИ. Их ресурсы позволяют напрямую контролировать и напрямую подчинять правительство, то есть исполнительную власть. Парламент как посредник в отношениях с исполнительной властью им перестаёт быть нужен. В конечном счёте этот процесс привёл к явлению, которое в начале 20-х годов ХХ века назвали «кризисом парламентаризма». Парламент в значительной степени утратил своё влияние и оказался подчинён исполнительной власти. Исполнительная власть, в свою очередь, оказалась под властью олигархов, которые, в конце концов, составили тот самый единый Центр верховной власти, скрытый от общества, не публичный, но крайне эффективный. Другим процессом, способствовавшим преобразованию единого центра, явилась борьба подданных Великобритании за расширение избирательных прав, под знаменем которого прошёл весь XIX век. Начался процесс, который Ортега-и-Гассет назвал «восстанием масс».

В Великобритании появилась Лейбористская партия, которая проникла в парламент. В верховном центре принятии решений оказались силы, которые там не должны были быть. Силы, не обладавшие экономическими ресурсами, но обладавшие правом голоса и голосом толпы, они размывали этот центр. Трансформация верховного центра власти стала неизбежной. «И эта потребность тем сильнее и жёстче, чем демократичнее выглядит фасад, который именно по причине своей демократичности и открытости должен быть лишён реальной власти или, она, по крайней мере, должна быть сведена к минимуму. И чем большая часть населения получала избирательные права, чем публичнее становилась политика, чем демократичнее (внешне) общество, тем большая часть реальной власти – особенно в ХХ веке – уводилась в тень, действовала конспиративно, в качестве заговора, сращиваясь с закрытыми структурами. Иными словами, заговор есть обратная, “тёмная”, “теневая” сторона демократии и публичности, по сути – тёмная/теневая сторона Модерна в его североатлантическом ядре»[33].

Это поняли наиболее дальновидные представители истеблишмента, такие как Сесиль Родз, начавшие формирование иного Центра верховной власти. Перед ними был выбор: подавлять жестоким образом рабочее и иные демократические движения типа суфражисток, либо Центр верховной публичной власти переместить в непубличное поле. Был выбран второй вариант, и британская элита блестяще его реализовала.

В США Центр верховной власти также формировался в результате концентрации производства и капитала, но процесс формирования имел свои особенности. Во-первых, на него влияла федеративная форма государственного устройства. Страна образовалась путём объединения самостоятельных государств, каковыми были отдельные штаты. Во-вторых, на момент принятия Конституции в правящем классе уже выделились кланы, значительно превосходящие других экономической властью. Но их власть (вследствие первой особенности) была в пределах отдельного штата. В-третьих, в отличие от монархической Британии, идеология США изначально не могла не быть демократической, так как борьба за независимость шла под лозунгами народовластия и, естественно, при активнейшем участии «масс». Поэтому задача нейтрализации влияния «народа» на власть стояла в США острее и была сложнее, чем в Британии. Эти факторы стимулировали элиту США к активным действиям по созданию ЦВВ.