Некромант сейчас больше всего походил на труженика могил и склепов – небритый помятый мужик в тряпье сомнительной свежести, волосы мокрыми патлами падали на лицо и плечи. Нимфа же, в силу своей природы, выглядела как обычно, то есть идеально. Несмотря на влажные волосы и брючный костюм местного жителя. В этом они с эльфом были отличной парочкой. Владельца дома не было ни видно, ни слышно. Мы решили пользоваться его гостеприимством без лишней скромности и обстоятельно развесили мокрые вещи по веревке, натянутой вдоль печки. Я вздохнула, заметив, что футболка уже далеко не такая чистая, как хотелось бы, а светлые джинсы – вообще неудачный вариант для пеших путешествий. Надо будет при случае раздобыть что-то более практичное. Мужик не обманул и со спальными местами – на полу были расстелены одеяла, явно для троих промокших путников.

Меня не отпускала загадка отсутствия каких-либо мыслей у пустившего нас на ночлег мужика, в подобную тупизну мне не верилось.

– Рина, прекрати так старательно прислушиваться, у тебя уши вот-вот трансформируются. Некрасиво, охотник же чувствует твой повышенный интерес, – посмеивался Голдот, присоединяясь к трапезе.

– Я не слышу его, – страшным шепотом пояснила я.

– Ну и что? – он явно что-то знал, и сейчас просто подшучивал, – меня ты тоже не слышишь.

– Ну и то, – решила обидеться в воспитательных целях я, отворачиваясь к Брусничке. – Странно это, вот и все. И, к твоему сведению, тебя я слышу!

– Как?! – удивился маг.

– Как ватную пустоту, – пояснила я, улыбаясь ему, – и сейчас меня, как ни странно, это совсем не раздражает.

На ночь я расположилась между некромантом и нимфой. И мои собственнические инстинкты, обострившиеся в последнее время, тут не причем. Совсем. Помолчав минут десять, честно пытаясь уснуть, я не выдержала. Брусничка спала, или делала вид, что спит, а просто лежать было неинтересно. Я перевернулась на живот и покосилась на хитро улыбающегося мужчину. Он лежал на спине, закинув руки за голову, его глаза отсвечивали в темноте голубым светом.

– Давай, признавайся. Почему я его не чувствую, ты ведь знаешь!

– Конечно, – я обожала эту самодовольную улыбку, – у него и не должно быть мыслей, он охотник. При этом он остро чувствует мысленные прикосновения. Их клан утратил человеческую душу, став гораздо ближе к тем, на которого охотятся. Но человеческий облик дает много возможностей, делая их еще более опасными. Они живут здесь не первую сотню лет очень закрытой общиной. И это все, что мне известно об охотниках.