. Промискуитет?

Анусин. Нет, уж лучше вам все стерпеть, Александр. Достойно и мужественно. Думайте, что все это ради того, чтобы предотвратить негативные последствия.

Александр(пытаясь освободиться). Пустите! Уберите руки!

Анусин. Кто-нибудь зажмите ему рот.

Ресничкин зажимает рот Александра ладонью. Тот пытается сопротивляться, но держат его крепко. Лопатка придвигает к кровати пуфик. Остальные разворачивают Александра поперек кровати, ноги кладут на пуфик. Лопатка, сняв со спинки кровати сложенное в несколько раз полотенце, накрывает Александру колени.

Лопатка. Не беспокойтесь, я хирург. Более двадцати лет практикую в поликлинике номер два. Знаю, как лечить колени, и знаю, как их ломать. Зажмурьтесь, вам не обязательно на это смотреть.

Александр смотрит широко раскрытыми глазами.

Зажмурьтесь, прошу вас. Ну, как знаете. «Царь повелел Этеону огонь разложить и немедля мяса изжарить; и тот повеленье с покорностью принял». «Одиссея», стих девяносто пятый, перевод Жуковского. (Заносит биту над ногами Александра.)

Александр зажмуривается.

Солнечный день. По улице идет Ресничкин, толкая перед собой инвалидное кресло, в котором находится Александр с загипсованными ногами, уложенными на специальные подпорки. Ресничкин почти не кашляет: видимо, его бронхи пошли на поправку.

Ресничкин. Обрати внимание: центр нашего города.

Александр. Это центр?!

Ресничкин. Да. Улица Ленина. Что тебя удивляет?

Александр. Нет, нет. Все очень даже ничего.

Ресничкин. Кстати, как тебе наша картинная галерея?

Александр. Ну, честно говоря…

Ресничкин. Видишь, как удачно сложилось. Пришли, а там выставка местных художников-пейзажистов. Я лично под большим впечатлением. Особенно понравились кусочки льда на луже посреди дороги. А ты что скажешь? Как тебе картины?

Александр. Честно?

Ресничкин. Да, будь добр.

Александр. Никак.

Ресничкин. А подробнее?

Александр. По-моему, это уныло и убого.

Ресничкин. Объясни же.

Александр. Ну, скажи, на черта показывать мне ухабистую дорогу и полусгнивший колодец?

Ресничкин. Потому что это трогает душу.

Александр. Извини, но я такого добра в жизни насмотрелся, зачем мне еще подсовывать дрянную копию? Ваши художники, – они, знаешь, будто упиваются своей провинциальностью. Как калеки, которые выставляют напоказ обрубки. Причем выставляют не просто так, а с каким-то наслаждением и мазохизмом. Тычут язвы тебе в лицо и не просто просят, а требуют: смотри, люби, вдыхай!.. Извини, я не хотел тебя обидеть.

Ресничкин. Ты обидел не меня, ты обидел художников.

Александр. Я просто высказал свое мнение.

Ресничкин. Предпочитаешь дегенеративное искусство?

Конец ознакомительного фрагмента.