– Наслаждаетесь представлением? – мы с бароном Эрттоном шли на несколько шагов поодаль. – Может, спасете невинного человека из лап жестоких хищниц?

– Это моя маленькая месть, – чуть улыбнулась я.

Тем временем леди Куинси вдохновенно делилась своими мыслями о публикации некоторых записей из дневников Ее Высочества об отношениях с наследником Восточного Ханства Искандером. История произошла несколько лет назад. Все понимали, что Виктория не сможет оставить Империю, а юный хан отречься от своего государства ради роли принца-консорта. Наследник уехал один, вскоре занял законный трон. Трое его официальных жен родили уже несколько сыновей. Ханство процветает и становиться серьезным игроком на политической арене.

Я знала, что ради интересных фактов журналисты способны пойти на все, однако печатать откровения влюбленной, тогда еще совсем юной девушки, считала слишком низким и подлым поступком. Но шуму в обществе было много. Особенно в свете предстоящей помолвки нашей любимой Императрицы.

Агнес щебетала, Лаура вздыхала, Джеремайя источал ледяную вежливость.

– Я ничего не знаю, милые леди. Газетные статьи вы явно читаете чаще меня, – сквозь стиснутые зубы цедил он.

– Скромничает, – тихо прокомментировал реплику друга Оскар Эрттон. – Все-таки одно из его любимых дел. Джеремайе поручили найти предателя в окружении Императрицы и ликвидировать новые утечки информации. Но ранее украденное все равно было обнародовано. Пусть и спустя несколько лет.

– Интересно, что он думает о самоубийстве Ларкинса, – вежливо поинтересовалась я.

– О, Джери очарован! Какая дерзость! Четкий расчет и невероятная хладнокровность! Запутанность мотивов и многоходовая комбинация исполнения! Он буквально потерял сон и аппетит. Если бы мог, влюбился б в убийцу!

– Если бы мог?

– А вы не знаете? Магам такого уровня силы в детстве купируют возможность испытывать сильные эмоции. Считается, это мешает контролировать дар. Наш милый граф не способен влюбиться, возненавидеть, приревновать…

– Мне кажется, Его Сиятельство граф Мансфилд привык решать сложные задачи. Вот ему и мерещится то, чего на самом деле нет.

Чуть позже, ближе к вечеру, я все-таки прогулялась к берегу реки и утопила пистолет!

На следующее утро он как ни в чем не бывало обнаружился на столике в моей спальне.

А еще мне стали сниться кошмары.

На следующий день, сонная, бледная и злая, я сидела в гостиной и пыталась сосредоточиться на вязании очередного пледа. Или все-таки заняться вышивкой и доделать того нелепого пуделя на сумочке?

Кого я обманываю? Пудель? Плед? Ссора с кухаркой? Необходимость сделать ремонт и поменять обои в гостиной или столовой? О чем еще подумать, чтобы выветрить из головы ночной кошмар?

Я не могла вспомнить ничего из своего сна. А утром осталось только чувство безысходности, неотвратимости расплаты.

Очень хотелось сходить в церковь. Покаяться, помолиться, поставить свечку. За свою душу. И за Ларкинса, где бы он ни оказался. Может тогда ужас содеянного померкнет? Меня медленно убивала необходимость делать вид, будто ничего не произошло.

Я угрюмо посмотрела на то, что натворили с пряжей мои руки. И спешно начала распускать уродливую вязку.

Из открытого окна донесся чистый искренний смех.

Теплая солнечная погода располагала к прогулкам на свежем воздухе, вот и Лаура с самого утра гуляла по саду, обещав принести цветы к ланчу. Именно ее голос я услышала. И она была не одна.

Сестра в светлом небесно-голубом платье шла по дорожке к дому в компании двух мужчин, ведущих под уздцы лошадей. Барон Оскар Эрттон улыбался в ответ и, кажется, рассыпался в комплиментах. Граф Мансфилд был как всегда безупречен и холоден.