Здесь не липшим считаю заметить, что смертельные случаи в нашем училище были чрезвычайно редки; их случилось всего три или четыре в продолжение девятилетнего моего пребывания в школе. Разумеется, этого обстоятельства нельзя отнести ни к особенной заботливости начальства о нашем здравии, ни к искусству тогдашних эскулапов. Это, конечно, была лишь счастливая случайность. Покойника обыкновенно выносили в нашу церковь, и тут всегда находились охотники читать псалтырь по усопшем товарище. Двое или трое, а иногда и более, поочередно читали у гроба и днем, и ночью.

Театральное начальство давно уже хлопотало о капитальной переделке школы, но за недостатком денежных средств исполнение этого благого намерения отлагалось на неопределенное время. Наконец, в 1822 году граф Милорадович исходатайствовал у императора Александра Павловича значительную сумму на этот предмет, и в начале мая мы все были перемещены в маскарадные залы Большого театра. Воспитанники заняли одну половину, воспитанницы – другую.

Месяца четыре продолжалась переделка нашей школы. Тогда я уже дебютировал и играл довольно часто. Участвующим в тогдашних спектаклях было очень удобно: костюмы приносили нам в спальню и мы, одевшись, отправлялись прямо на сцену. В сентябре перестройку школы окончили, и воспитанники переселились туда. Мы не узнали прежнего своего пепелища: везде было чисто, просторно, удобно. Церковь возобновлена была даже с некоторою роскошью: потолок был устроен сводом и поднят аршина на полтора; иконостас, местные образа и вся церковная утварь – новые. Лазарет перемещен и устроен приличным образом. Постоянный театр, которого до того времени у нас никогда не было, помещался в особом флигеле. Спальни, кухни, комнаты для прислуги – всё это было переиначено к лучшему. Сообщение с церковью было устроено так, чтобы нам не нужно было ходить через женскую половину. Одним словом, реставрация нашей запущенной школы оказалась вполне удовлетворительной.