«О, как я поздно понял,

Зачем я существую,

Зачем гоняет сердце

По жилам кровь живую,

И что, порой, напрасно

Давал страстям улечься,

И что нельзя беречься,

И что нельзя беречься…»

…Я словно не заметил забавную перепалку Ольги и Алаторцева. Слова Георгия Васильевича погрузили меня в глубокую и беспросветную задумчивость. Я как-то посмурнел, понурился и, рассеянно ковыряя вилкой в салате, пытался разгадать хитроумное уравнение судьбы. Всё думал, о чём это таком она меня предупредить хочет.       – Что странно – то странно, – тихо сказал я. – Пока сюда ехал, всё вспоминал, сколько раз я уже погибнуть мог. Мама рассказывала, что при рождении врачи что-то там напутали, и я чуть не умер. В восемь лет мы с друзьями – вспомнить смешно – пошли кататься на льдинах. Мальцы совсем, глупыши. Тогда я чудом не утонул. От берега недалеко было, но я совершенно не умел плавать, да ещё испугался. Захлёбываться стал. Хорошо, взрослые ребята оказались поблизости. Ветку бросили в воду, вытянули на берег. Потом ещё раз тонул. Тогда мне уже лет десять было. Катались на пруду на коньках, и я под лёд провалился. Тут я как-то сам выкарабкался и даже потом не заболел. А всё равно странно, в этом месте и тяжелей меня ребята катались, но почему-то только подо мной лёд проломился. Были и ещё случаи… да ладно, что плохое вспоминать. Праздник портить… А что мне судьба сказать хочет… Да кто ж разберётся! Только голову сломишь. Давайте уж, Георгий Васильевич, выпьем да и забудем всякие там хитросплетения судьбы.

Ольга Резунова меня поддержала. Схватила бокал с вином и говорит:

– Правильно, Ваня, ты голову не замусоривай. Пронесло, и ладно. Радуйся, а начнёшь думать, только голову замусоришь.

Георгий Васильевич тоже потянулся к рюмке, а всё же, хмурясь, назидательно сказал:

– А ты всё равно подумай, дело сурьёзное.

Позвали мы всех гостей к столу, и решил я сам какой-нибудь благодарственный тост выморщить. Встал я, судорожно припоминая какие-то пафосные и заезженные фразы, и жадные взоры устремились в мою сторону.

И только я рот раскрыл, как вдруг почувствовал, что грудь мою страшно сдавило, и дыхнуть не могу, и сердце моё точно железными клещами стиснуло. У меня помутилось в глазах, и через эту муть какие-то молнии блеснули, а в голове послышался странный звон. Но внезапно всё прошло… Падая, в последнюю секунду схватился за скатерть и потащил кушанья и столовые приборы за собой на подмостки.

Тут, конечно, переполох случился. Крики, вопли, стенания… Жена моя побледнела и позеленела сразу. Кинулись ко мне со всех сторон, как коршуны, а у меня уже и пульс не прощупывается. Бились надо мной, тщётно пытаясь вернуть к жизни, а как же, женщины рыдали, молились, но… Потом и врачи-реаниматологи тоже ничего сделать не смогли. Так вот и закончился этот странный праздник. Увезли тело моё на последнюю гримировку, а гости разошлись грустные и понурые.

Но история моей жизни на этом, конечно же, не закончилась.

Явление 2

Смена декораций

В тот момент, когда мне дурно стало, вот что произошло.

Лера сразу подскочила ко мне и спросила вроде как испуганно, но с плохо скрываемой радостью:

– Ваня, что с тобой? Тебе плохо?

А мне и говорить-то трудно.

– Сам не знаю, – чуть слышно прошелестел я. – Сердце что-то… Режет… Искры из глаз…

– Это ничего, пройдёт… Это всего лишь…– и тут же добавила, чуть скривив уголок рта: – А «Скорую» вызывать ни к чему. Здесь до неё всё равно не дозвониться…

Посмотрел я на весёлую жену свою не то с удивлением, не то с укором и вдруг почувствовал, что и правда боли в груди стихли, а хмель весёлый ещё лише разыгрался, и голова какая-то податливая стала… И во всём теле бодрость небывалая появилась – кровь по жилам забурлила, тепло разлилось. Вслушался в себя в остатний раз и никакой хвори не обнаружил.