Муж, как всегда, со своими историческими параллелями.

– Что же Саблин?! – Мать возмущена бездействием очередного командующего Черноморским флотом. – Будь на его месте Колчак…

– Саблин заявил, что долг военного – приносить пользу России при любой власти! – Ненависть в голосе Николая. – Будь на его месте Колчак, флот снес бы Севастополь к чертовой матери, простите, или большевики были бы выметены из него.

Антон говорит о своем побеге, Николай о своем.

Голоса близнецов сливаются в один. Не разобрать, кто из них что говорит. Кто из них с какой стороны бежит. Их рассказы как волны, решившие вдруг катить навстречу друг другу.

– Одного брата спасли от большевиков. Другого – от убийства за необоснованное подозрение в связи с большевиками, – едва слышно произносит Анна.

– Время такое! – отзывается муж.

– Какое «такое»?

Она так хотела скорее вернуться домой! Подальше от места, где расстреливают несогласных с большевиками. И спасти чудом бежавшего Николеньку. А с другой стороны привезли бежавших от тех, кто расстреливает даже за подозрение в связи с большевиками.

И где теперь правда?!

Из дневника Анны

Анна. Март 1918 – апрель 1919

Качели.

К красным – к белым. К немцам – к Антанте.

Смену властей в этот год Анна устает считать.

Мать и муж по-прежнему политикой живо интересуются. А ей не понятно, чем одни других лучше.

Только в дневнике обыденно чередуются записи.


14 февраля 1918

Ирочка перевернулась на животик.

Горничные не смогли купить для мужа папирос. Приехавший из Феодосии конюх Павел рассказал, что табачники братья Стамболи разорились, отчего одного из них парализовало, другой заболел нервным расстройством. Табака теперь нет.

Набоковы вчера были страшно напуганы. Играли в покер с сыновьями и гувернанткой, как в дом ворвался разбойник. Воображаю панику. Но, по счастию, это оказался Осип, слуга Владимира Дмитриевича, который привез им деньги от Евы Любржинской и добрые вести о доме на Большой Морской. И о нашем доме хорошие вести – не реквизирован и цел. Осип привез и пачки писем, в том числе, много для мужа с кафедры, и для матери, и всего одно для меня – от любимой подруги Ирины Тенишевой, с которой у нас ровесницы дочки, моя Оля и ее Ира.

Мать у Юсуповых в Кореизе. Всю императорскую фамилию – вдовствующую императрицу Марию Федоровну с морганатическим супругом Георгием Дмитриевичем Шервашидзе, великих князей с детьми, и их свиты перевезли в имение великого князя Петра Николаевича в Мисхоре Дюльбер. Отпустили только великую княгиню Ирину Александровну, жену Феликса Феликсовича Юсупова. Посещать Дюльбер отчего-то разрешили только их двухлетней дочери Ирочке. Она теперь почтальон. Нянька подводит ее к воротам и ждет снаружи. К пальтишку княжны снизу приметывают письма.

Неужели это заключение? Объяснили всем, что для их безопасности – ялтинские большевики требуют казни всех членов императорской фамилии, а Севастопольский совет, от которого поставлен главный надсмотрщик, ждет распоряжения какого-то Ленина. Мать в ужасе. ДмДм говорит, может, и к лучшему. В Ай-Тодор войдет любой, а Дюльбер Петра Николаевича строил сам архитектор Краснов, и он как крепость – стены прочные, сторожевые башни, выступы. Неужели, всерьез, императорскую фамилию будут атаковать?!


19 марта 1918

Маша кашель. Ирочка – переворачивается на спинку.

Давно не была в свете – ни театра, ни галерей, ни приемов. И в вечернем платье нынче буду бог знает как выглядеть.

Газеты пишут: «От имени I съезда Советов, поименованного Учредительным, провозглашена Социалистическая Республика Тавриды». Что это значит? Благо, все эти власти до нас не доходят. Только названия меняются. В Ялту ездить нельзя, нужен пропуск.